Тайна королевы
Шрифт:
— Власть и деньги, о которых я говорю, имеются у испанского короля Филиппа; я являюсь его полномочным представителем и от его имени предлагаю вам воспользоваться ими.
Услыхав о короле Испании, герцог Ангулемский нахмурился; взор его стал холоден, как лед. Фауста поняла, что такого рода помощь Ангулему явно не по вкусу, однако сделала вид, что ничего не заметила, и, порывшись за корсажем, вынула оттуда верительные грамоты, которые сегодня утром показывала Кончини.
— Вот королевские грамоты, — сказала она, — удостоверяющие мое право говорить от имени Его Католического Величества и принимать любые решения, какие только я сочту нужным принять. Читайте, герцог: у вас не должно оставаться никаких сомнений.
Герцог взял пергамента и быстро пробежал их глазами. Однако он не спешил возвращать бумаги Фаусте — он размышлял, прикидывал, высчитывал. Фауста со своим неизменным спокойствием наблюдала за ним. Она знала, что в конце концов честолюбие заглушит голос совести. И действительно, герцог пожал плечами и шепотом произнес:
— К черту щепетильность! Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц.
И, протягивая Фаусте ее бумаги, громко и решительно заявил:
— И что же вы предлагаете мне от имени короля Испании?
— Золото, — ответила она, — столько золота, сколько вам понадобится. Через месяц у меня в руках будет четыре миллиона; вы сможете располагать ими.
— Это немалые деньги, — задумчиво произнес Ангулем, — однако их недостаточно для того, что мы задумали.
— Я знаю. Но за ними последуют следующие миллионы. Я же сказала: вы получите столько золота, сколько вам понадобится.
— Хорошо. Но тем не менее нам придется потерять месяц в ожидании первого взноса, — заметил герцог.
— Нет, — заверила его Фауста, — я богата. Слава Богу, пока еще я могу черпать золото из собственных сундуков.
— И это все, что вы предлагаете мне от имени короля Испании? — поинтересовался герцог, поклоном давая знать, что у него нет более возражений.
— Еще вам предлагают две армии: одна во Фландрии, другая возле границы в Испании, обе готовы войти во Францию по первому же сигналу.
И, так как герцог энергичным жестом выразил протест против высказанного предложения, она с улыбкой прибавила:
— Понимаю: вам необходимо любой ценой избежать иностранного вторжения. Я сказала вам об армиях только для того, чтобы вы знали: в случае необходимости вы можете рассчитывать на их поддержку. Вообще-то я собираюсь предложить вам нечто лучшее. В течение тех нескольких недель, что я нахожусь здесь, я не теряла зря времени. Сейчас у меня уже имеется четыре склада оружия: один неподалеку от ратуши, другой на острове Ситэ, третий возле Университета, четвертый в пригороде Монмартр. Это мои личные арсеналы, их местонахождение никому не известно. Там есть порох, пули и ружья; их достаточно для того, чтобы вооружить не одну тысячу человек. Припасено даже несколько пушек.
— Не хватает только солдат, — улыбнулся герцог.
— Солдаты у меня есть, — без тени улыбки ответила принцесса. — Ядро моей армии состоит из двух тысяч отборнейших воинов; в основном это испанские дворяне, прибывшие в Париж под видом торговцев и ремесленников. Сейчас они рассеяны по всему городу, но по моему приказу они смогут собраться за несколько часов. В случае, если будет необходим вооруженный переворот, эти солдаты не скомпрометируют вас в глазах народа, ибо их примут за французов из южных провинций — Прованса, Лангедока или Гаскони. Все они прекрасно говорят по-французски, а благодаря принятым мною мерам в любую минуту смогут доказать, что являются добрыми французами. Так что, как видите, если вдруг придется прибегнуть к силе, никто не сможет упрекнуть вас в том, что вы призвали на помощь иноземельцев.
— Вы по-прежнему тот же неутомимый и изобретательный боец, каким были в те далекие времена, когда вам удалось собрать воедино все нити разветвленного заговора, получившего название Лиги, — с искренним восхищением вымолвил герцог.
Фауста приняла его комплимент с совершенно бесстрастным выражением лица: невозможно было понять, приятен он ей или нет. На минуту в комнате воцарилась тишина. Без сомнения, оба вспоминали о мрачном и бурном прошлом, когда они не на жизнь, а на смерть вели друг с другом борьбу, окончившуюся полным разгромом Фаусты. И, думая о былом, оба не могли не вспомнить о Пардальяне, чей проницательный ум помогал герцогу в том поединке и привел его к победе.
Но ни один из них, конечно же, не подозревал, что в эту минуту Пардальян был совсем рядом, в нескольких шагах от них, и все видел и слышал.
Герцог Ангулемский первым отбросил мысли о прошлом. Глядя прямо в глаза Фаусты, он произнес:
— Полагаю, сударыня, теперь вы сообщите, какую роль вы отводите себе в том грандиозном спектакле, который мы намереваемся разыграть?
— Непременно, сударь.
— Но прежде, — продолжал Ангулем, — мне хотелось бы узнать, чем именно я буду обязан королю Испании и вам, и какова цена помощи, которую вы мне предлагаете. Вы же понимаете, принцесса: если ваши условия окажутся неприемлемыми, меня будет терзать совесть, ибо я узнал от вас о тех средствах, коими вы располагаете, и коими я, не устояв перед искушением, едва не воспользовался.
— Отдаю должное вашей безукоризненной честности, — глубокомысленно заметила Фауста. — Но будьте спокойны, герцог, условия, поставленные вам королем Филиппом, разумны и справедливы. Уверена, что вы без колебаний согласитесь на них. Вот они: возмещение тех сумм, которые будут вами потрачены; разумеется, вам будет предоставлено время, чтобы выплатить этот долг. И еще: король Филипп III попросит короля Карла X скрепить их союз прочными и нерушимыми узами. Это все.
— Как? — воскликнул герцог, пораженный столь скромными требованиями. — От меня не потребуют раздела Франции?.. Территориальных уступок?..
— Никакого раздела, никаких территориальных уступок, — повторила, улыбаясь, Фауста. — Как видите, трудно быть более умеренным.
— Великодушие испанского монарха смущает меня, — пробормотал герцог, пытаясь сообразить, где же кроется подвох.
Фауста одарила герцога одной из своих неподражаемых улыбок, которой Ангулем, к сожалению, не придал никакого значения; однако эта улыбка не ускользнула от проницательного взора Пардальяна.
— Не буду скрывать от вас, — сказала она, — что король, чьим советником является герцог Лерма, сначала был отнюдь не столь скромен в своих требованиях, но мне удалось доказать ему, в чем состоит подлинный его интерес. А он заключается вовсе не в том, чтобы вырвать у вас несколько городов или провинций, которые вы или ваши наследники вскоре отвоюют обратно, но в том, чтобы, во-первых, заручившись вашей поддержкой, вновь привести к повиновению те провинции Фландрии, какие к сегодняшнему дню успели стать независимыми, а во-вторых, чтобы укрепить королевскую власть повсюду, где она дала трещину.
— Вы рассуждали, как мудрый политик, сударыня, — одобрил герцог, — и я никогда не забуду услуги, оказанной мне вами в столь щекотливом деле. Что же касается короля Филиппа, то можете его заверить, что у него не будет союзника вернее и надежнее, чем я.
— Я занесу ваши слова на бумагу и заверю их вашей подписью, — без тени улыбки ответила Фауста.
— Теперь поговорим о вас, — произнес герцог. — Чего требуете вы?
— Того же, чего и король Филипп. Вы уже знаете мои соображения по этому поводу. Однако, признаюсь, я сохранила за собой право попросить вас еще кое о чем.