Тайна личности Борна (др. перевод)

Ладлэм Роберт

— Да?

— Мсье Триньона, пожалуйста.

— Это я.

— Телеграмма, мсье. Я не могу оставить велосипед.

— Телеграмма? Мне?

Пьер Триньон нечасто получал телеграммы, об этом свидетельствовал удивленный тон. Остальные его слова были едва различимы, но отчетливо слышался испуганный женский голос, связывающий телеграмму со всеми мыслимыми катастрофами.

Борн ждал за дверью с матовыми стеклами. Через несколько секунд он услышал топот: кто-то — видимо Триньон — бежал по лестнице. Дверь

распахнулась, скрыв Джейсона; лысеющий грузный человек — ненужные подтяжки впивались в рыхлое тело под белой рубашкой — прошел вдоль почтовых ящиков и остановился возле номера 42.

— Мсье Триньон?

Грузный человек развернулся, на круглом розовом лице застыло беспомощное выражение.

— Телеграмма! Мне телеграмма! Вы принесли мне телеграмму?

— Должен извиниться за уловку, Триньон, но это для вашего же блага. Я подумал, что вам не захочется отвечать на вопросы перед женой и детьми.

— Отвечать на вопросы? — воскликнул бухгалтер, кривя пухлые губы, испуганно глядя на Борна. — Мне? О чем? Что это значит? Почему вы здесь? Я законопослушный гражданин!

— Вы работаете на Сент-Оноре? В фирме под названием «Классики»?

— Да. Кто вы?

— Если хотите, можем пойти в мой кабинет, — сказал Борн.

— Кто вы?

— Специальный следователь Бюро налогообложения и учета, отделение мошенничества и подлогов. Пойдемте, моя служебная машина — возле дома.

— Возле дома? Пойдемте? На мне ни пиджака, ни пальто! Моя жена. Она ждет, что я принесу телеграмму. Телеграмму!

— Можете послать, если хотите. Пойдемте же. Я занимался этим весь день и хочу разобраться с вами.

— Пожалуйста, мсье, — взмолился Триньон. — Я вовсе не настаиваю на том, чтобы мы куда-нибудь шли. Вы сказали, что у вас есть вопросы. Задавайте свои вопросы и отпустите меня. Я не имею ни малейшего желания ехать в ваш кабинет.

— Это может занять несколько минут, — сказал Джейсон.

— Я поговорю с женой и скажу, что вышла ошибка. Телеграмма старику Граве, он живет на первом этаже и читает с трудом. Она поймет.

Мадам Триньон не поняла, но ее пронзительные возражения были умерены еще более пронзительными воплями мужа.

— Вот видите, — сказал бухгалтер, отходя от переговорного устройства; ниточки волос на голой макушке намокли от пота, — не надо никуда ехать. Что такое несколько минут в человеческой жизни? Передачи по телевизору повторят через месяц-два. Так, ради Бога, в чем дело, мсье? Моя документация безукоризненна, совершенно безукоризненна. Конечно, я не могу отвечать за работу счетовода. Это совсем другое дело, он сам по себе. Откровенно говоря, он мне никогда не нравился, без конца выражается, если вы понимаете, что я имею в виду. Но кто я, чтобы высказывать свое мнение? — Триньон развел руками, сморщив лицо в улыбке.

— Для начала, — сказал Борн, —

не покидайте пределов Парижа. Если по какой-либо причине, личной или служебной, вам понадобится выехать, уведомите нас. Откровенно говоря, мы не позволим.

— Вы, наверное, шутите, мсье!

— Ничуть.

— У меня нет ни намерения, ни денег уезжать из Парижа, но я не могу поверить своим ушам. В чем я провинился?

— Бюро представит вашу документацию в суд завтра утром. Будьте готовы.

— Представит в суд? По какому делу? Готов к чему?

— По делу о выплатах так называемым поставщикам, чьи накладные оказались подложными. Товар так и не был получен — и не должен был быть, — зато деньги переведены в цюрихский банк.

— Цюрих? Не знаю, о чем вы говорите! Я не выписывал никаких чеков для Цюриха.

— Не непосредственно, мы знаем. Но что вам стоило выписать их для несуществующих фирм, выплатить деньги, которые затем будут переведены в Цюрих.

— Выплатами распоряжается мадам Лавье! Я ничего не выписываю сам!

Джейсон нахмурился:

— А теперь, должно быть, вы шутите, мсье.

— Честное слово! Так у нас заведено. Спросите кого угодно! «Классики» не выплачивают ни су без санкции мадам.

— То есть вы хотите сказать, что получаете распоряжения непосредственно от нее?

— Разумеется!

— А она от кого?

Триньон ухмыльнулся.

— Как говорится, от Господа Бога, когда не от Его врага. Это, конечно, шутка, мсье.

— Я верю, что вы можете быть серьезнее. Кто владеет «Классиками»?

— Несколько совладельцев-партнеров, мсье. У мадам Лавье множество богатых друзей, они вложили свои средства под ее деловые способности. И, конечно, талант Рене Бержерона.

— Часто ли собираются инвесторы? Диктуют ли они политику? Может быть, ходатайствуют за какие-нибудь фирмы?

— Представления не имею, мсье. Разумеется, у каждого есть друзья.

— Возможно, мы занялись не тем, кто нам нужен, — перебил Борн. — Весьма вероятно, что вас и мадам Лавье — людей, непосредственно связанных с финансовыми делами, — используют.

— Используют для чего?

— Для того, чтобы переправлять деньги в Цюрих. На счет одного из самых безжалостных убийц в Европе.

Триньон содрогнулся, его огромный живот заколыхался, когда он прислонился к стене.

— Бога ради, что вы говорите?

— Будьте готовы. Особенно вы. Вы заполняли чеки, не кто-то другой.

— Только по указанию!

— Вы когда-нибудь проверяете поступление товара, за который выписываете деньги?

— Это не моя работа!

— Значит, по существу, вы производили оплату поставок, которых никогда не видели?

— Я никогда ничего не вижу! Только счета, оплатить которые велит мадам. Только по ним я выписываю деньги!