Тайна Лысой горы
Шрифт:
—Бет-Пак-Дала!.. Химена-де-ла Фонтера! Фос-ду-Эмбира!.. Ван-Кань-Донг!.. Вади-Абу-Авасиг!.. Караул-Кельды!.. Принсипи-да-Бейра!.. Сан-Франциско-де-ла Кадета!.. Эль-Ксар-Эль-Кебир!.. Салар-де Уюни!.. Бююк-Караштыран!.. Цаган-Хайрхан!.. Канзас-Сити!.. И так далее!!!— заключил он.
Он с явным сожалением умолк. Толпа бешено зааплодировала, и приемщик, улыбаясь, раскланялся, а затем, как улитка, уполз обратно, довольный произведенным эффектом.
— А теперь — прошу в очередь, сэр!— заключил он уже из своей ракушки.
Очередь зашумела. Особенно выделялся визгливый голос морщинистой бабуси в толстых очках:
— Какой невоспитанный мальчик!.. Мы тут всю ночь дежурили, а ему без очереди охота. Совсем распустились. Вот в наше время молодые люди макулатуру без очереди не сдавали. Как сейчас помню... Ездят тут всякие!
—Бабуля, я не за талонами стою, нам надо Академию открыть, а сарай бумагой завален — ведь уже полгода не приезжают за ней в школу.
—Не за талонами?— сощурилась старушка, явно теряя ко мне всякий интерес.— Ну, тогда не жалко. Сдавай, только побыстрее.
Последние слова бабуси больно задели меня. Не жалко... Это кому же не жалко? За свои хилых двадцать кило они вон как разволновались. А наш самосвал с отборной макулатурой, получается, не жалко? Да чем же наша бумага хуже? И где, спрашивается, справедливость? Кто сможет доказать, что нашей школьной библиотеке меньше нужны Дюма и другие макулатурные классики? Почему, спрашивается, мы должны просто так валить в кучу нашу бумагу, а не получать, как и вся эта толпа, заветные талончики на книги? Где тут справедливость? Обидно...
Я досадовал на себя, на всех нас. Ну, почему нам раньше в голову не приходило, что можно самим отвозить и сдавать макулатуру? Если взяться всей школой — так давно бы уже библиотека ломилась от книжек! Нет уж, решил я, стиснем зубы и станем в очередь — в нашем самосвале никак не меньше сорока талонов! Это же сорок книг — целая полка! Добыл же однажды Юрка Воронов талончик на «Королеву Марго». Имею ли я право лишить сейчас нашу библиотеку сорока хороших книг?..
И я сказал старушке:
—Извините, бабуля, но я пошутил. Как это — не за талонами?! Разве наша бумага из другого теста?
—Тогда — в очередь!— гневно махнула она рукой, и толпа сомкнулась, явно опасаясь, как бы наш самосвал нахально не влез без очереди в образовавшуюся брешь.
—Не волнуйтесь, бабуля!— сказал я.
– Мне бы только бечевки сыскать побольше бумагу перевязать.
Тут приемщик просунул голову в окошко и сказал:
—Сдавать — сдавай, а на талоны и не рассчитывай.
—Это почему же?— удивился я.
—Не положено. Школьники бумагу за деньги сдавать должны. За две копейки кило. Правило есть такое. И без всяких талонов. Это что за еще такое — выгоды
ищут, понимаешь! Не буду принимать — ясно?
Я едва не задохнулся от обиды. Да где же она — справедливость? Я скосил глаза на Биляла Гиреевича. Он, похоже, начинал нервничать. Поймав мой взгляд, он с мольбой в голосе сказал:
—Володь, ехать надо — склад ведь закроют. Как же я без леса вернусь?
—Билял Гиреевич, миленький!..— взмолился я.— Вы же видите, как... они...— я был готов расплакаться от бессилия и досады.
—Погоди паниковать!— остановил он меня и сердито зыркнул на приемщика:
—Слышь, Канзас-Сити, а где еще бумагу принимают? Да только чтобы поблизости...
—Зря стараетесь, товарищ!— махнул рукой приемщик.— Никто не примет за талоны. Русским языком повторяю: по-ло-жение!.. А по две копейки — могу и без очереди.
Я опустил голову и уронил:
—Забирайте, если так...
Приемщик сказал:
—Пожалуйста, мне не жалко... Только имейте в виду: склад не резиновый, больше тонны сегодня не приму.
—Это что же будет?— вновь закипела книголюбивая старушка.— Мы мальчишку с машиной пропустим вперед, а сами пойдем домой?
Все зашумели и стали оттеснять меня от окошка. Я вернулся к машине.
—Что будем делать?— сердито спросил Билял Гиреевич.— Не везти ведь назад бумагу. Да и груз меня ждет на лесоскладе...
И тогда я вернулся к очереди и громко объявил:
—Товарищи! Кому нужна макулатура?
Все разом повернули ко мне головы.
—Продаешь, что ли? — поинтересовался какой-то парень.— Почем двадцать кило?
—Даром отдаю. Все равно государству достанется.
—Зачем даром,— отклонил мою щедрость парень.— Могу и купить. Хочешь — рубль дам?
—И я дам!— выкрикнул кто-то.
—И я...— протиснулась ко мне все та же старушка.
—Не надо мне ваших рублей — лишь бы бумага не пропала.
Я вскочил на подножку самосвала и шепнул Билялу Гиреевичу:
—Давайте задним ходом вон на ту площадку. Выгрузим.
Он понял и задергал рычагами. Скоро кузов дрогнул, натужно зашипел и, подрагивая, начал опрокидываться. Бумага полетела на землю.
—Берите, товарищи!— сказал я.— Макулатура — лучший подарок!
Просить дважды мне не пришлось. Очередь упала на нашу макулатуру и растащила ее по тюкам и тючатам. Я облегченно вздохнул — теперь и макулатура сдана, и Академию в Юркином сарае открывать можно. Билял Гиреевич потянул рычаг на себя и кузов плавно опустился.
—Поехали, что ли? — повеселел он.
Я кивнул и сел в кабину. Когда мы отъезжали, всю нашу макулатуру книголюбы уже разобрали. Они улыбались.
А мне почему-то было грустно.
Вернувшись из Ташкента, я тотчас помчался к Юрке. Здесь вовсю шла работа — ребята белили сарай снаружи и изнутри. Оно и понятно — кого привлечет Академия с обшарпанным фасадом. Юрка протянул мне свободную кисть:
—Держи, для тебя приготовили.