Тайна Лысой горы
Шрифт:
— Как работалось, братишка? Собрали урюк?
И вслед за этим ярко вспыхнула настольная лампа.
—Я вздрогнул. Вот ведь мудрый! Узнал все-таки, что я уходил. И даже догадался — куда...
— А ты проницательный,— хмуро сказал я.— Только поздно мы собрались — воробьи там до нас поработали на совесть.
Акрам неожиданно для меня сказал:
—А вот Костя и Замира думают иначе!
— Это в каком смысле?— насторожился я.
—В самом хорошем... Прослышав, что вы собираетесь снова заседать, вместо того, чтобы взять ноги в руки и поскорее мотать к бабке Наталье, я встретил
после уроков Костю с Замирой и попросил их помочь мне...
—Так это вы собрали весь урюк?!
—Смышленый ты,— усмехнулся Акрам. —Так, да не совсем... Просто они были в восторге от того, как вы сконфузитесь, обнаружив, что уже все сделано до вас. Они рассказали мне, как ты группу свою агитировал, чтобы в ночное пойти, и мы решили вас опередить.
—А воробьи?— растерянно протянул я.
—Не без воробьев — много они урюка побить успели. Но все равно шесть ведер мы собрали... Это еще не все,— продолжал Акрам.— Бабка Наталья завтра
ждет вас снова — я сказал ей, что вы хотите косточки из урюка вынуть и по крыше его разложить — отличная будет на зиму курага. Не возражаете?..
—Я... нет... всегда готов!
—Вот именно!— остановил меня Акрам.— Во-первых, не надо всегда — надо когда надо. А, во-вторых, не надо ночью — можно и днем. Добра бояться не надо, а значит и прятаться незачем.
—Один ноль в твою пользу!— вздохнул я.
—Не в мою,— возразил брат.— В пользу личного примера.
Что и говорить, Акрам здорово обставил нас, бросив якорь в урюковом саду... Наутро, придя в школу, я не смел поднять глаза на участников нашей ночной экспедиции. Зато Костя с Замирой ходили петухами. Я долго терпел, но наконец не выдержал и подошел к Косте:
—Зря фасонишь, между прочим! Уж твоей заслуги и на грош нет. Это все Акрам затеял.
—Ты об урюке?— небрежно спросил Костя.— Так вот что я тебе скажу: брат у тебя — кошки ловчее, настоящий моряк. Он по деревьям, как по корабельным трапам и реям птицей порхал, мы за ним едва поспевали. Удовольствие смотреть, как человек работает.
—Ну и что же?..— прервал я его излияния.— Так все и будешь удовольствие от чужой работы получать?
—Я тоже работал,— надулся Костя.
—Хватит об этом. А вот как же с Рафаэлькой будет — с внуком Ханифы-апы? Небось, ждете, когда он женится или в институт поступит? Ведь еще на сборе говорили, что надо бы помочь Ханифе-апе отводить внука в детсад.
—Она нам не доверяет.
—Пойдем к ней вместе и уговорим доверять.
Костя вздохнул — похоже, его мало радовала хлопотная перспектива — стать человеком, которому доверяют.
—Пойдем,— уныло согласился он.
К Ханифе-апе мы пошли в воскресенье утром. Она возилась во дворе с коровой. Тугая струя молока дзинькала о дно подойника.
—Ханифа-апа,— начал я.— Вы почему Рафаэльку тимуровцам не доверяете? Они обижаются.
Корова косила на меня красноватым глазом. Глаз на черной корове был как яичница на скороводе — разве что не шкворчал. «У, злюка», — подумал я про корову.
— Да разве я обижаю!— заохала Ханифа-апа.— Я ведь по журналу «Здоровье» поступаю — хожу ради сердца своего, укрепляю его, значит. Километр в детсад, километр домой — вот уже и здоровья на целый день. Здоровья ради, детки мои, сама хожу с Рафаэлькой.
Мы были озадачены. Не станешь ведь Ханифу-апу отговаривать от желания настойчиво укреплять сердце ходьбой. Вот и будь после этого тимуровцем... Тут, действительно, ничем не поможешь... Корова нетерпеливо обмахивалась хвостом, склонив голову на бок и явно прислушиваясь к аппетитному дзиньканью подойника. И тогда меня осенило. Я толкнул Костю:
—Слушай, может, корову будем отводить?
—В д...детсад?— ошалело уставился на меня Костя.
—Балда!— разозлился я.— Кто ж корову в детсад водит — на луг, говорю, водить ее надо — пастись. Это тоже ведь отличная помощь.
Не дожидаясь ответа Кости, я наклонился к хозяйке:
—Ханифа-апа, можно, мы корову попасем на лугу?
—А не побоитесь?— улыбнулась Ханифа-апа.— Она у меня неласковая.
Я еще раз глянул в огненный глаз коровы и поежился — свирепый взгляд не обещал ничего хорошего.
—Как звать-то ее?— спросил я и осторожно положил руку на теплый коровий бок. Под рукой дышал вулкан.
—Кисой зову,— улыбнулась Ханифа-апа.
—Так мы попасем?— неуверенно спросил теперь
уже Костя.— Можно?
Ханифа-апа поднялась с табуреточки, подойник был полон.
—Ну что мне с вами делать,— сказала она.— Конечно, не откажу — пасите, коли не можете без этого.
—Тяни Кису за веревку,— велел я Косте.— А я ее хворостинкой угощу, чтобы веселей шагала.
Я взял лозу и хлестнул Кису. Она вздрогнула и грозно наклонила голову.
—Тяни за веревку,— снова завопил я.— Видишь — в меня целит.
Костя потянул за веревку и корова нехотя пошла за нами, искоса поглядывая на меня.
—Ты ее не бей больше,— посоветовал Костя.— Шибко сердитая, с ней шутки плохи. Она и так дойдет.
Так и шли до самого луга. Костя, как бурлак на картине Репина, тянул толстую веревку, а Киса ленивой баржой плыла по проселку. Я нещадно лупил лозой макушки трав, распугивая кузнечиков и стрекоз.
На лугу мы вбили в землю колышек и привязали к нему веревку — пусть Киса теперь погуляет на привязи... Киса вела себя прилично — мирно брила наголо зеленую лужайку вокруг колышка. Припекало. Мы до одури наигрались и набегались. Легли в траву, вдыхая горький и пьянящий ее запах, от которого слегка кружилась голова. Костя сорвал сочную травинку, перекусил стебель и скривился — горько.