Тайна Лысой горы
Шрифт:
—Так идем, что ли? — обрадовался Васька, чувствуя, что мы вот-вот сдадимся.
Я махнул рукой:
—Веди нас к шефам, главный архитектор! Была не была.
Васька на радостях зачерпнул с дороги пригоршни пыли и круто посолил ею брюки.
—Чтоб еще нагляднее было!— доверительно сообщил нам он. — И вам советую.
—И так сойдет,— отклонил я Васькино предложение.— Держись, ребята, сейчас они все попадают от испуга.
Нам крупно повезло — у заводоуправления стоял у машины сам секретарь. У него вытянулось лицо, когда мы решительно подошли к нему. Мы курились пылью, что осела на нас на дороге во время игры.
—Что это значит, ребята?— растерянно спросил секретарь.— Может, у нас в поселке снимается исторический фильм о жизни беспризорников и вас пригласили на главные роли? Что за вид — не понимаю.
—Смотрите,— показал я коробку с бадминтоном. — На дороге играли. Играть нам больше негде, вот и измазались, как поросята — домой стыдно пойти.
Подключился Сервер:
— Сколько можно нас завтраками кормить? Каждый раз откладывают строительство спортплощадки.
Секретарь решительно захлопнул дверцу машины, бросив шоферу:
—В райком поедем только через час. Оказывается, есть неотложное дело и дома...
Скоро все комитетчики высыпали во двор — оглядывать нас. Заведующий спортивным сектором явно нервничал, понимая, что отдуваться первым делом придется ему. Так оно и случилось.
—Ну, Юлдаш, что скажешь,— спросил его секретарь.— Нравятся тебе ребята?
Юлдаш сказал упавшим голосом:
—Вы насчет спортплощадки?.. Сделаем, Усман Сафарович. Завтра и начнем.
Васька протянул недовольно:
—Я же говорил — завтраками будут кормить!
—Погодите, ребята!— властно остановил Ваську секретарь и вновь повернулся к Юлдашу.
—Договоримся, что это «завтра» будет в последний раз.— Он усмехнулся и продолжил:— Иначе на послезавтра я назначу товарищескую встречу по бадминтону между ребятами и тобой. И знаешь где — тоже на дороге! Сам буду судить матч... Идет?
Юлдаш с готовностью кивнул:
—Сделаем... Почему не сделать. Обязательно можно.
Я выступил вперед и сказал:
—Усман Сафарович, вы не думайте, мы не маленькие. Мы и сами можем сделать площадку — у нас ведь своя АДУ есть... То есть Академия Добрых Услуг. Только там ямы очень большие и бугры жуткие — их ломом не расковыряешь. Бульдозер нужен. А так мы и сами могли бы. Уже два раза нам говорили — мол, тракториста лишнего нет.
—Ясно, Юлдаш?— повторил Усман Сафарович. —Бульдозер сможешь достать?
—Достану! — торопливо ответил Юлдаш. — У Балтабаева попрошу. Гафур Рахимович не откажет...
—И учти,— продолжал секретарь.— Если Гафур Рахимович скажет, что бульдозер дать может, а тракториста свободного нет под рукой — все равно соглашайся.
—Как же так?— растерялся Юлдаш.
—Не пропадем, Юлдаш!— улыбнулся Усман Сафарович.— Я сам в кабину сяду. Думаешь, забыл, чему меня в техникуме учили? Сомневаешься? Думаешь, твой секретарь только и годится, что бумажки подсовывать?
—Вы сядете за трактор?!— изумился Юлдаш. —Сами?
—Можем поспорить, если сомневаешься,— рассмеялся секретарь.
Все бы ничего. Но вот незадача — пристали ко мне Сервер, Юрка да и другие ребята с расспросами — что это за история с пугалом огородным?.. Расскажи да расскажи… Вот ведь угораздило бабушку вспоминать уже полузабытое прошлогоднее мое приключение. Было бы что припоминать, чем гордиться, а то ведь стыд один да и только. Я было отнекивался:
— Да что вы, ребята, это ведь такая история — целый год вспоминать и рассказывать надо.
Но ребята не отступили, пришлось выкладывать все начистоту.
А получилось вот что. Прошлым летом родители спровадили меня на две недели к бабушке, уступив жарким зазывным письмам. И началась для меня веселенькая жизнь. Бабушка целыми днями не давала себе отдыха — пекла, варила, парила, жарила, фаршировала, таскала с базара тучные кошелки и, громоздя на стол горы съестного, с умилением глядела, как я все это уплетаю. За столом я чувствовал себя, как альпинист, который стоит у пока не покоренной вершины, и задрав голову, силится увидеть ее — сияющую и недоступную.
—Бабуль!— в отчаянии говорил я каждый раз. Ну, зачем такая прорва еды? Столько мы и всем классом не одолели бы. Сюда целую школу на трудовой десант приводить надо...
Бабушка неподдельно серьезно обижались, и приходилось мириться со своей участью, терпеливо укладывая в себя, как в бездонный сундук, самсу и лепешку, виноград и лагман, плов и фисташки. Те дни превратились для меня в жуткое испытание.
А бабушка, знай, умиленно оглядывала меня и дыхала:
– Худой-то какой! Совсем заморили моего ягненка. Уж я им напишу! Видано ли — один скелет на мальчишке болтается. Заморыш, а не ребенок...
Она гладила меня по голове и приговаривала:
—Ешь, мой ягненочек... Не жалей, я еще приготовлю.
Я давился и ел, чувствуя, что ширюсь не по дням, а по часам. Спорить с бабушкой бесполезно — она вела праведную заочную войну с моими родителями, и в этом бою должна была победить ее уверенность в том, что при желании можно за неделю прибавить во мне двадцать кило живого веса. Полем, боя был, ясное дело, я. Театром военных действий...
Я уже всерьез беспокоился о том, чтобы Катта-Караванцы, увидев мою раздобревшую фигуру, не стали меня звать, как и Мубара Ахмедова, Грызуном. Только этого не хватало.
После изнурительного завтрака, который мог бы наповал уложить любого обжору, бабушка разрешала мне порезвиться. Это у нее называлось — нагуливать аппетит.
— Погуляй немного, ягненок мой,— ворковала бабушка.— На чистом воздухе, глядишь, и аппетит прорежется.
Я, отдуваясь, с трудом переступал калитку, и передо мной, хоть и ненадолго, распахивала свои хрустальные двери свобода.
Я познакомился с соседскими мальчишками — Рубеном Саркисяном и Сергеем Захаровым. Они были одноклассниками и дружили. Узнав, что я в их городе впервые, Рубен с Сергеем сразу же заявили: