Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
«Добрый католик должен знать их», – подумала Мария.
– Почти две недели, – сказала она.
Он закатил глаза, все еще налитые кровью.
– Так долго!
– Не так уж долго для двух серьезных болезней. Более слабый человек мог бы не выздороветь.
– Я никогда не выздоровею, – прошептал Дарнли. Он поднял руку, такую тонкую, что она казалась полупрозрачной, с сетью голубоватых вен. – Я едва могу поднять ее.
Мария накрыла его руку своей, более широкой и сильной, и переплела его пальцы со своими.
– Вместе мы выстоим, – сказала она. – Ничто не разлучит нас.
– Она
– Так говорят. – Джеймс кивал и улыбался другим прихожанам, выходившим из церкви, особенно лордам Конгрегации, которые все, как один, послушно пришли в этот ветреный апрельский день. Теперь они прогуливались по улице Кэнонгейт, радуясь свежему воздуху по пути домой, где ждал воскресный обед. – Молодой Дарнли подхватил корь после лихорадки и едва не покинул этот мир. Бесславный конец для бесстыдного юнца. – Джеймс улыбнулся и поднял руку: – Добрый день, леди! – Джин, графиня Аргайл, кивнула ему. – Он ведет себя невыносимо.
– Как именно? – Нокс приветственно помахал рукой: – Добрый день, лорд Байрс! – Он поклонился лорду Линдсею.
– Он суетный, пустоголовый, высокомерный и обидчивый. Кроме того, он недолюбливает Библию.
– В самом деле?
– Да. Я слышал, как он болтал об этом по пути в Стирлинг.
Церковь опустела, и Нокс вернулся к кафедре, чтобы собрать свои записи и закрыть Библию. Он указал на песочные часы, стоявшие перед кафедрой.
– Он украл мои часы и подменил их другими, где песок заканчивается не за час, а за полчаса. Таков уровень его изобретательности. Как будто я не могу дважды перевернуть часы!
Джеймс только покачал головой.
– Он забрал песочные часы, которые мне подарил Кальвин, – продолжал Нокс. – Это было очень нехорошо с его стороны. Других уже не будет.
Кальвин умер несколько месяцев назад.
– Он любит дерзкие выходки, – сказал Джеймс. – Он всего лишь испорченный мальчишка, маменькин сынок. Его мать будет вне себя от восторга, когда узнает, что королева влюбилась в него. В сущности, она лелеяла такие планы с самого его рождения. Ее однажды даже отправили в Тауэр за то, что она слишком энергично продвигала свои «королевские претензии». Теперь ее мечты почти исполнились. – Помедлив, он добавил: – И думаю, молодой Дарнли имеет склонность к распутству.
– Он недостаточно взрослый для этого. Эгоизм и безрассудство – первые шаги на этом пути, но нужно пройти долгий путь, чтобы стать развращенным человеком.
Нокс провел провел рукой по обложке Библии и почтительно завернул ее в шелковую ткань.
– Он дальше продвинулся по этому пути, чем можно было представить, – сказал Джеймс.
– Пойдемте со мной, – Нокс положил руку ему на плечо. – Отобедаем у меня дома в этот славный воскресный день.
– Итак, вы уехали после той первой мессы, когда все вырядились в розовое? – спросил Нокс, когда они сидели в его комнате, подкрепившись фаршированной треской с репой и капустой. Маргарет Стюарт, новая жена Нокса и отдаленная родственница лорда Джеймса и королевы, оставила их наедине с тарелкой инжира и графином кларета. Она была хорошенькой и добродушной, но немного склонной к болтовне.
– Да. Уехав из Эдинбурга, она дала волю папским ритуалам. Там был ладан и песнопения. – Он заметил, как Нокс приподнял брови. – Я слышал их, когда проходил по двору. Поэтому я заявил протест и уехал. Что касается остального, они по-прежнему там.
– И Риччио тоже?
– Стоит ли спрашивать?
– Она отправила Мейтленда к Елизавете, чтобы испросить у нее благословение на брак с Дарнли. Ох, разве вы не знали?
Нокс медленно помешал сахар в бокале красного вина.
– Нет, не знал.
– Он уехал неделю назад. Что вы будете делать, когда состоится этот брак? Что будет делать Шотландия с таким королем? – Он попробовал вино, но резко отставил бокал в сторону. – Мы не заслуживаем этого! Нет, мы заслужили право иметь достойного короля! Этому не бывать, и мы этого не потерпим!
– Вы только что ответили на собственный вопрос. Боюсь, что Генри, лорд Дарнли, не сможет долго прожить среди нас. Кстати, насчет его распущенности. Что еще можно сказать о человеке, который запирается у себя в комнате и напивается допьяна? Я видел его!
– Напивается в одиночестве? – Нокс впился взглядом в собеседника: – Вы уверены в этом?
– Никаких сомнений. От него разило виски, его дублет был застегнут наискосок, и он едва ворочал языком. А тем временем королева видела сладкие сны о нем в своей спальне.
– Какая жалость! – На самом деле у Нокса вызывала отвращение сама мысль об этом.
Джеймс кивнул.
– Большую часть времени она проводит с ним. Мне сообщили, что она жила в его комнатах во время его болезни. Ее постоянное присутствие в его спальне – это настоящий скандал.
– Она остается там даже после его выздоровления? – Нокс покачал головой: – Стыд и позор! Хуже, чем у Давида с Вирсавией! – Он помолчал. – Если уж речь зашла о Давиде, слышали ли вы, что Босуэлл покинул Францию, где скрывался с тех пор, как бежал из Эдинбургского замка, и теперь находится на пути в Шотландию?
Лорда Джеймса передернуло от такой новости.
– Только этого не хватало! – воскликнул он. – Я думал, мы навсегда избавились от него.
– Он неплохой протестант, – заметил Нокс, наблюдая за выражением его лица.
– Он плох во всем, кроме хвастовства, гулянок с девками и нападения из-за угла.
– И охраны порядка на границе, – напомнил Нокс.
– Да, в этом ему не откажешь. – Джеймс откинулся на спинку кресла и заложил руку за голову. – Тогда будем держать его здесь. Пусть бегает за теми, кто крадет овец и устраивает шабаш на полнолуние.
Мария, ее фрейлины, Риччио и Дарнли собрались на рассвете. Они покинули замок Стирлинг, когда небо начало светлеть за окнами спальни Дарнли, находившейся в восточном крыле дворца. Воздух был холодным и спокойным, как заледеневшее озеро, и возвращение теплой погоды казалось невозможным. Но майские шесты украшали деревни, где люди готовились отпраздновать наступление настоящей весны. Представления с участием Робин Гуда и девы Мэрион, запрещенные в Эдинбурге протестантской церковью, будут проводиться в сельской Шотландии вместе с состязаниями на силу и ловкость. Убывающий полумесяц тускнел в крепнущем свете и вскоре должен был скрыться за горизонтом.