Тайна моего двойника
Шрифт:
Еще подождала, послушала. Тишина. Только гулкий стук сердца в моих ушах. Еще немного такой жизни, и я начну принимать валокордин, как мама.
Я все же выбралась из кровати и осторожно выглянула из своей комнаты. Окна без занавесок пропускали достаточно света от фонарей на улице, и можно было вполне убедиться, что в гостиной никого нет.
Прокралась в прихожую. Пусто.
Подошла к двери. Закрыта.
Потрогала замки.
Замки были не заперты!
Но я прекрасно помню, что я их запирала!!!
Меня
Бежать. На лестничную площадку, звонить в соседские двери, кричать, звать на помощь!
Ничего, что я босиком, ничего, что я ночной рубашке — лучше быть живой босиком, чем мертвой в белых тапочках!
Мне казалось, что дуло пистолета смотрит мне в спину. Мне казалось, что в спину уставились два пустых, безжалостных глаза. Но обернуться было выше моих сил. Я осторожно взялась за ручку двери. Тихо прижала ее книзу, потянула дверь на себя. Узюсенькая, острая полоска света с лестничной площадки проникла в образовавшуюся щель. Еще мгновение, и…
Горло мое перехватило…
Горло мое перехватили.
Удавкой.
… Сквозь ресницы проникал слабый свет. Такой примерно, какой может давать настольная лампа под абажуром. Если я в раю, то у них тут очень интимно…
Я чуть-чуть приоткрыла глаза. В моей комнате горел ночник — один из тех, которые я выбирала с любовью и заботой о нашем с Шерил уюте.
Странно, я была все еще жива.
Я лежала на кровати.
В кресле сидел убийца.
… Это был тот самый брюнет, с лицом манекенщика и улыбкой ребенка. Красивые карие глаза смотрели прямо на меня, но их выражение было неуловимо, и ничего в них не изменилось, когда наши взгляды встретились.
У меня горела, как от ожога, кожа на шее. Я прикоснулась к ней. Полоска кожи была выпуклой, опухшей, воспаленной. Больно.
К тому же и голова моя плохо работала — кратковременное удушение явно не улучшило мозговую деятельность, и голова была ватной, тяжелой и тупой.
Может быть поэтому я, только что умиравшая от ледяного ужаса при виде каких-то двух парней на улице, почувствовала лишь какой-то неопределенный, слабый, размытый страх, обнаружив в моей комнате убийцу.
Я оперлась на локоть и снова посмотрела на него, на этот раз в упор. И снова подивилась: ничего не отразил его стеклянный взгляд. Зрачки не двинулись, веки не мигнули. Будто он был один в комнате и смотрел, задумавшись, на пустое место.
На коленях у него лежал пистолет.
— Как тебя зовут? — спросила я по-русски, демонстрируя свое необыкновенное самообладание и потрясающую догадливость.
Его темные зрачки немного сфокусировались.
— Тебе какая разница? — он ничуть не удивился, и голос его был спокоен и равнодушен.
— А тебе какая?
— Мне — никакой.
— Так скажи.
— Ну, Дима.
Он, мерзавец, в отличие от меня, даже ничего не демонстрировал — так глубоко ему было наплевать на меня. Так он меня и убьет — равнодушно и спокойно… Когда?
И вдруг я вспомнила, что Джонатан едет ко мне! Дверь открыта… Если этот Дима не закрыл замки! Тогда, может, у меня есть шанс… Интересно, сколько времени прошло с его звонка?
— Который час? — спросила я.
Дима сверкнул золотым браслетом:
— Без десяти.
— Без десяти что?
— Два. А тебе зачем?
— Так просто. Я спала… Или была в обмороке… Я точно не знаю.
Мне было необходимо потянуть время, дотянуть время до приезда Джонатана. Еще каких-то десять-двадцать минут! Джонатан меня спасет, я не сомневалась в этом!
Я только сомневалась, успеет ли…
— Почему ты меня не убил сразу, Дима?
— А так…
— «Так» — это как?
— Интересно было.
— Интересно — что?
— Посмотреть на такую везучую.
— Ну и как, посмотрел?
Дима кивнул.
— Ага. Красивая ты телка.
— Подхожу как кандидатура на труп?
— Какая дура?
— Ладно, проехали. Тебе как, Дима, убивать нравится?
— А мне без разницы.
Ведь точно, ему без разницы. В этих карих, осененные длинными, загнутыми кверху ресницами глазах, тотально отсутствовало какое бы то ни было выражение — ни жестокости, ни наглого бахвальства, ни тупой готовности исполнять чью-то волю — ничего, того, что привычно ассоциируется с обликом преступника. Пустые, красивые приспособления для смотрения.
Я, стараясь не производить резких движений, села на кровати по-турецки. Дима не шелохнулся, но взгляд его напрягся и пальцы сжались на рукояти пистолета. Увидев, что я всего-навсего устроилась поудобнее, он немного расслабился, по-прежнему не сводя с меня глаз.
— Ты предпочитаешь убивать красивых девушек или некрасивых?
— Ты чо, интервью у меня решила взять? — поинтересовался убийца.
— Что-то вроде того. Первый раз ведь киллера вижу.
— И последний.
— Ну что ж, бог дал, бог взял — решила я не заострять тему.
— Это верно, — хмыкнул Дима. И, подумав, сообщил:
— Красивых жалко в расход пускать, с ними лучше баловаться.
— Практичный.
Дима, кажется, не совсем понял, отчего я его обозвала «практичным» и задумался. Поразмыслив, он равнодушно поинтересовался:
— Чо, помешала кому, что ли?
— А ты «чо», не знаешь, что ли? Тебе же заказали?
— А я чо, спрашиваю, что ли? Мне деньги заплатили — половину, остальное потом, — и вперед. Я в чужие дела не лезу.
— Жаль. Мне бы хотелось узнать…