Тайна моего двойника

Светлова Татьяна

— Не. Молодожены. Им их родители купили квартиру Нины Алексанны в подарок на свадьбу.

— А что же, у Нины Александровны нет родственников?

— У ней муж был, так он тоже с ней и умер, а их дочка с мужем в Израиле живут. Они и продали ее квартиру. Моя мама еще им помогала, потому что они ненадолго сюда приезжали, на похороны, им некогда было заниматься продажей, вот моя мама и помогла. А вы тоже в Израиле живете? Или, может, в Америке?

— Почему это? — удивилась я.

— А на вас такие

вещи классные, как у Маргариты. Она их в Израиле купила.

— Это дочка Нины Александровны?

— Ну да. А сейчас если кто не в Израиле живет, тот в Америке.

— Да нет, я тут живу, в Москве. А вещи, ты права, заграничные.

— Красивые. Особенно сапожки.

На мне были короткие сапожки из мягкой черной кожи, на высоком каблуке, элегантные и весьма сдержанные. Удивительно, что они понравилась вдруг этой малявке, чьи представления о моде, если судить по ее одежде, были просто плачевны.

— А вы не манекенщица?

— Нет, — усмехнулась я.

— Вы могли бы. Вы такая высокая и красивая… Вы знаете, сейчас есть такие агентства специальные, туда берут высоких и красивых девушек, и платят им — закачаешься! Вам надо туда сходить. Представляете, носить потрясающие платья целый день, сниматься по телевизору и еще за это бешеные бабки получать! Мечта! Я обязательно туда пойду, когда вырасту. А у вас жвачки нет?

У меня жвачки не было. Но зато на дне сумки валялись маленькие фруктовые леденцы — еще из Парижа. Я пошарила, вытащила несколько и протянула девочке:

— Смотри-ка, это даже лучше, чем жвачка: вот апельсиновая, вот лимонная, малиновая, клубничная…

Деловито пересмотрев все фантики, она выбрала апельсиновую и сунула ее в карман.

— Бери все. Тебя как зовут?

— Оля. А вас?

— И меня Оля.

— Вот здорово! А вы ей кто будете, Нине Алексанне?

— Я… Наши матери были когда-то знакомы… И я… и моя мама попросила меня ее разыскать…

— Жалко, что вы пораньше не пришли, когда она еще живая была.

— Давно она умерла?

— Сегодня что у нас? 4 января? Тогда уже три месяца получается назад.

Три месяца назад! Начало октября! Через какую-то неделю после акушерки Куркиной!

— А число не помнишь?

— Ой, число… Восьмого, кажись. Октября.

Две смерти, разделенные девятью днями, двух женщин, работавших в одном роддоме. И знавших, судя по всему, одну и ту же тайну.

— Ты говоришь, что и муж с ней вместе умер… — подбиралась я к самому важному, ощущая холодок в спине от предчувствия. — Это что же, несчастный случай?

— Ага. У них дача сгорела. Ну и они тоже вместе с ней… Мама говорит, что пока пожарники приехали, там уже от них одни угольки остались… Ужас! — девочка передернула плечами. — Я как узнала, так мне потом несколько дней кошмары снились. Меня мама даже к врачу водила, и потом я таблетки пила снотворные… Мне все время снилось, что я тоже на этой даче, и хочу спастись от огня, и их тоже хочу спасти, но огонь меня не пускает, и я прыгаю в окно, и слышу, как они кричат, помощи просят… А я стою и ничего не могу сделать!

Глаза ее быстро наполнились слезами, и она прошептала: «Ужас какой, правда, ужас?»

Я погладила ее по голове. Шапочка, едва держащаяся на макушке, соскользнула, и я снова ласково водрузила ее на место.

— Я, знаешь, тоже однажды чуть не сгорела заживо…

— Правда? — глаза ее распахнулись от страха, смешанного с любопытством.

Я прошла несколько шагов, уселась на ступеньку и пригласила жестом мою тезку устроиться рядом со мной. Девчушка присела, своротив коленки набок и заглядывая мне в глаза в ожидании страшной истории.

— Я провела несколько месяцев в… за границей. И вот однажды рядом со мной взорвалась бомба. Ее террористы подложили. Знаешь, кто такие террористы?

Оля кивнула.

— А зачем они бомбу подложили?

— Они таким образом заявляют, что европейские страны обязаны с ними считаться, иначе они будут убивать ни в чем не повинных людей… Я чудом выжила. У меня были ожоги на лице. И еще, у меня раньше были длинные волосы, как у тебя, даже еще длиннее. И они сгорели…

Я рассказывала версию, которую сочла наиболее приемлемой для моей маленькой собеседницы, надеясь взамен услышать от нее подробности о смерти бывшего главврача.

— Но мне больше повезло: мне сделали операции и я не только не умерла, но даже и лицо мое в результате не пострадало. Только волосы вот…

— Ну, они вырастут! — горячо воскликнула девочка Оля. — Это не страшно! Хуже, когда умирают, как Нина Алексанна и Петр Сергееич…

— Ты права. Как же так вышло, что они не сумели спастись из огня? Ведь дача — не многоэтажка, можно выпрыгнуть из любого окна, в дверь успеть выскочить!

— Мама говорит — они спали.

— Так крепко, что не проснулись от дыма и огня?

— Мама говорит — они задохнулись от дыма и потеряли сознание. И уже больше не могли спастись…

— А мама твоя откуда знает?

— Ей в милиции рассказали. Они там следствие производили, причину пожара искали. А мы иногда ездили в гости к Нине Алексанне на дачу, и в милиции спрашивали что-то, вроде как там вещи обычно лежали… А вы маму мою дождитесь, она вам расскажет!

— А она когда придет?

— К семи.

Я вовсе не была уверена, что ее мама мне расскажет известные ей подробности просто так. Придется тогда для Олиной мамы снова сочинять очередную версию — уж ей-то правду знать точно ни к чему. Я решила, что это лишнее.