Тайна Нефертити (сборник)
Шрифт:
Обожание фараона было так наглядно, что его видели и отмечали все придворные. Еще совсем недавно, когда умер вельможа, носитель царского опахала, на гробнице по его приказанию была высечена надпись, прославлявшая обожаемых им царя и царицу: «Да живет Атон ликующий на небосклоне вечно-вековечно, и царь Египта Эхнатон, и супруга его Нефертити — прекрасная, возлюбленная живым солнечным диском. Я — носитель опахала по правую сторону от царя был любим своим господином. Давал он мне пищу и довольствие ежедневно, осыпал меня всякими милостями. Возглашайте ему хвалу: пусть будет править вечно владыка Египта». Разве эти слова не свидетельствуют о счастье царственных супругов?
И вот всего несколько слов, которые так неосторожно обронил Эйе, какой-то намек и странное поведение Эхнатона заронили в ее сердце сомнение. Нефертити гнала его от себя и начала постепенно успокаиваться, но тут ей доложили, что фараон вновь отбыл в загородный дворец. Нефертити некоторое время стояла в оцепенении. Отбыл? Даже не простившись? Даже не повидавшись? Это было так больно сознавать ей, чувствовавшей, что она теряет власть над ним.
Наступила ночь. Она, как всегда, словно опрокинулась и на дворец, и на сады, и на широкий Нил, протекавший вдоль садов. Но прошло всего две-три минуты, и повсюду зажглись светильники. Чистейший рыбий жир, похожий на расплавленный янтарь, наполнял чаши, в которых плавали льняные фитили, изготовленные таким способом, что почти не чадили, зато ярко освещали все помещения дворца и аллеи сада.
Во дворцах фараонов не любили темноты, возможно, даже боялись. Не любила ее и Нефертити, но на время сна она приказывала оставлять лишь два крошечных светильника в углах спальни — полумрак действовал на нее успокаивающе. На этот раз она приказала не убирать мощные светильники и даже добавить к ним еще три-четыре.
Когда служанки вышли, Нефертити подошла к большому бронзовому зеркалу. В его ярко освещенной плоскости отразилась ее фигура, которую она стала рассматривать с большим пристрастием. Ей уже больше тридцати, но все до сих пор называют ее красавицей. Это запечатлел и скульптор, который недавно закончил работу над ее очередным бюстом. Вот этот бюст, стоит на золоченой подставке, и Нефертити с удовольствием отметила, что мастеру удалось передать горделивую посадку головы, особую выразительность слегка раскосых удлиненных глаз, царственную грациозность длинной шеи. На камне не видно морщин, но в зеркале отразились две легкие складочки в уголках рта и едва уловимые полоски на лбу. Днем косметические снадобья искусно скрывают изъяны, а после омовения их не скроешь, как и небольшие припухлости под глазами.
Она стояла перед зеркалом в тончайшей ночной одежде, сквозь которую хорошо просматривалось ее смуглое тело. Сегодня царица отказалась от натираний — она хотела увидеть свою кожу такой, какая дарована ей природой. Спустив одежду с плеч, Нефертити увидела слегка обвисшую грудь, а чуть ниже, на животе, легкие складки кожи. Несмотря на массаж и натирания маслами, благовониями, тело понемногу утрачивает былую упругость. Но чему же тут удивляться? Она родила шестерых девочек. Разве могло это пройти бесследно, хотя она и не вскармливала их своим молоком?
Радуют ли ее дочери? Что тут скажешь. Их судьба в руках богов. Старшая, Меритатон, уже замужем. Еe муж, принц Сменхкара, тоже, как и нынешний фараон, сын Аменхотепа III, но не от Тейе, а от другой матери, не блещет ни умом, ни талантами, ни красотой, и кажется, не очень здоров. Поскольку царица не родила ни одного мальчика, Эхнатон назначил его своим преемником.
Вторая дочь, Мактатон, умерла в девятилетнем возрасте, а остальные девочки — Нефернефру, Анхенсенпаатон, Нефернеферура и Сетепенра — еще ждали своих принцев.
Нефертити любила всех своих девочек и была спокойна за них, препоручив дочек многочисленным нянькам и слугам. Но ей самой было досадно, что она не смогла родить Эхнатону наследника, в чем он ее не раз упрекал. Правда, союз старшей дочери с братом фараона оставлял египетский трон за их династией, но лучше было бы иметь прямого наследника.
Упреки Эхнатона обижали царицу: кому появиться на свет — на то воля богов. В чем же она виновата? А его вины разве нет в том, что у них только дочери? В эту минуту образ мужа явно предстал перед ее глазами. Может, потому они и не могли произвести на свет сына, что сам фараон, как говорили при дворе, «женственно скроен». Для мужчины у него были слишком округлые бедра, что при его небольшом росте зрительно еще более расширяло фигуру. Голова похожа на тыкву, за что вельможи и называли его меж собой тыквоголовым. Мясистые губы под удлиненным носом, странный подбородок придавали лицу фараона вид, далекий от царственного. Но все это не мешало ему иметь о себе самое высокое мнение. Он не раз говорил, что до него не было фараона величественнее — ведь он сверг самого бога Амона и собственной волей утвердил себя сыном бога Атона!
Что правда, то правда: Эхнатон при всей своей кажущейся мягкотелости иной раз был способен на поступки. Не зря он снискал себе славу реформатора. Вот заставил всех поклоняться новому богу, затеял построить новую столицу и построил, подготовил указ о единой дисциплине для всех провинций, что, по его мнению, укрепит страну. Одного не любил Эхнатон — военных походов. Им он предпочитал охоту, а еще более — занятия поэзией. Царю не нужны были придворные стихотворцы, он сам сочинял оды, которые Нефертити слушала не без удовольствия. Пожалуй, больше всего в нем ее и привлекали склонность к творчеству, к романтике да еще та решительность, с которой он иногда утверждал собственную волю, невзирая на мнение жрецов и вельмож. Когда фараон проявлял твердость духа — и супруга его чувствовала себя в безопасности, трон под ней не шатался, и она могла смело вмешиваться в государственные дела, что считала своим долгом. Все деяния Нефертити были разумны, и за это она была почитаема не только народом, но даже завистниками-вельможами, она это точно знала.
Очнувшись от размышлений и еще раз внимательно оглядев себя в зеркале, Нефертити приказала унести все светильники, кроме двух самых маленьких. Потом подошла к окну и долго смотрела на луну, от которой проливался на землю умиротворяющий свет. Обращаясь к владычице неба, Нефертити прошептала:
— О, великая Нут! Твои звезды сияют, как искры священного огня. Ниспошли покой моей душе, не гаси мою звезду счастья.
Небо молчало и дышало покоем. Нефертити легла. Засыпая, она подумала: «Это Эйе виноват. Его странные намеки растревожили меня. А все же что он хотел сказать, но так и не решился?»
В древнеегипетских папирусах периода Нового царства упоминается о каком-то договоре Эхнатона с жрецами Амона. Был ли он зафиксирован документально или носил устный характер, точно неизвестно, но ясно только одно: царь с семьей и верными ему вельможами перебрался во вновь построенный Ахетатон, куда посторонним путь был закрыт. Территория Ахетатона (а по сути царских владений) была обозначена по периметру 14-ю камнями с надписями, обозначавшими не только границы владений Эхнатона, но и содержавшими слова его клятвы никогда не покидать Ахетатон. Неизвестно, насколько это верно, но есть мнение, что Эхнатон уже до самой смерти не выезжал за пределы этих пограничных камней.
Трудно себе представить, каким образом фараон, многие годы не выезжавший за пределы столицы, управлял всей страной. Однако в Египте все еще продолжалось развитие архитектуры, скульптурной и живописной культуры, техники, где широкое применение получили орудия труда и предметы быта из бронзы.
Не найдя поддержки у жрецов и вельмож — приверженцев бога Амона, Эхнатон начал окружать себя новыми приближенными, среди которых были и так называемые свободные бедные. Они действительно были настолько бедны, что нередко не имели достаточно одежды или нормального жилья — его могла заменять глиняная хижина без крыши. Кстати, такие жилища сохранились в некоторых местах и поныне, там прямо на полу, на циновках, спят целыми семьями.
Эти бедняки на самом деле были свободны и даже имели трех-четырех рабов, выполнявших тяжелые работы. Их также можно было отдать кому-нибудь в наем. Рабами обычно становились пленные из других государств, попадавшие в Египет в результате войн и набегов. Немху (свободные бедные), попав каким-то образом на службу к фараону, очень этим дорожили, так как царь, по словам одного из них, сохранившимся в надписи на камне, «давал кров и пищу».
Описанная в главе сцена беседы Нефертити и Сета — авторский домысел, но вполне возможно, что такой Верховный жрец (или главный жрец храма Амона) был и позднее сумел достичь трона — имя фараона Сета занесено в официальные списки царей Египта.
Второй наследник
Нефертити проснулась рано, но не хотела вставать — остатки вчерашних сомнений все еще волновали ее. Когда солнце уже поднялось над горами, к ней заглянула обеспокоенная Тии — только она имела право войти сюда без приглашения царицы.
— Красавица моя, ты сегодня бледна, — запричитала Тии. — Чувствую: душа твоя тоскует. Тебе надо посетить храм Ипетсут и дотронуться до священного скарабея. [17] Ты же знаешь, он посылает благополучие в любви и вообще в жизни и… и… предотвращает измену.
17
Скарабей — священный жук у египтян. Его каменный символ огромных размеров стоит на постаменте посреди Карнакского храма (Ипетсут).