Тайна невидимого убийцы
Шрифт:
Адвокат умолк. Перед ним на столе, заставленном бутылками из — под минеральной воды, лежала раскрытая папка, а в ней — множество заметок, фотокопий и разных других документов.
— Скажи мне, — спросил Франсуа, — почему ты принимаешь все это так близко к сердцу?
— Хороший вопрос! — отозвался отец. — Сначала я занимался этим расследованием из чувства дружеского долга…
— А теперь что — то изменилось?
— Теперь… Мне кажется, дружеский долг превратился в долг справедливости. Если, как я предполагаю, маленький отряд Густу был выдан немцам, то кто — то должен за это ответить. Почему этот человек стал
— А люди, с которыми ты разговаривал, этого не знают?
— Или не знают, или не помнят, или, и я их понимаю, предпочитают помалкивать. В конце концов, это тайна Густу. Я, пожалуй, схожу на эту могилу — хотя бы для того, чтобы убить змею, которая тебя напугала. Впрочем… если убивать всех змей, живущих летом на кладбищах, конца этому не будет. Горячие камни, тишина, поблизости никаких хищников — словом, идеальные условия. Но я все же схожу туда, потому что у меня возникла одна мысль. Если Густу вспомнил о цветах, то тот, другой, — предатель — мог подумать о том же. Интересно, что расскажет нам второй букет?
Франсуа покачал головой.
— Нет, папа, так не бывает. Один из них уже давно не в себе, второй, скорее всего, превратился в старую развалину. А ты хочешь, чтобы их соперничество длилось до сих пор!
Франсуа вообще очень любил спорить с отцом, противоречить ему, ловить на мелких промахах. В этой игре он, конечно, всегда проигрывал, не в силах противостоять жизненному опыту адвоката.
— Ты берешься рассуждать о том, чего не понимаешь, — отрезал мсье Робьон.
Так и есть! Самый удобный способ положить конец спору. Однако Франсуа не сдавался.
— Значит, надо перебрать всех стариков, которые в сорок четвертом году партизанили в Рюйне.
— Именно, — кивнул отец. — Вот список отряда. Почти все его члены получили какие — нибудь награды, так что их не так сложно было разыскать. Смотри…
— Ничего себе! — воскликнул Франсуа. — Сколько их тут?
— Сорок два человека. Если исключить тех, кто покинул страну, и тех, кого здесь не было во время расстрела, останется совсем немного.
— Значит, их легко опросить?
— В том — то и дело, что я не чувствую себя вправе это делать. Я ведь здесь так, турист…
— Но ты ведь не отказываешься от расследования?
— Нет, конечно. Тем более что существует еще одна тайна, которая, возможно, связана с первой.
— Расскажи, пожалуйста!
— Хорошо. Пару часов назад, когда ты покупал у Массерона крючки — тройники, я пил в баре джин с тоником и слушал, о чем говорят вокруг. Атмосфера накалялась; вообще — то я такие моменты терпеть не могу. Знаешь, в подобных случаях всплывают на поверхность старые обиды, и начинается: «А где вы были во время войны? Лично мне, уважаемый, скрывать нечего!..» И все в таком духе. А тут еще убийство, которое произошло в прошлом месяце… Люди продолжают об этом думать, задают друг другу вопросы; в общем, обстановка становится невыносимой. Честно говоря, мне не терпится завершить это надоевшее лечение. Скорее бы вернуться домой!
— И какой же ты делаешь вывод?
— Я считаю, что сейчас в городе создалась взрывоопасная обстановка. Этому способствует и годовщина событий в Рюйне, и небывалое нашествие змей и крыс, и недавнее убийство. Конечно, это всего лишь стечение обстоятельств, но весьма неприятное. Да еще эта засуха… А теперь объясни мне, пожалуйста, зачем тебе понадобились тройные крючки!
— Чтобы ловить рыбу на утопленную муху. Массерон обещал свозить меня после обеда на озеро Трюйер. Ты не против?
— Нет, конечно. А я воспользуюсь моментом и поговорю с сыном Малэга.
Искусственное озеро Трюйер тянулось на несколько километров. Над ним возвышался знаменитый виадук Гараби, по которому проходила железная дорога. Франсуа уже был здесь однажды, но сейчас он впервые спустился к воде. Крутые берега Трюйера заканчивались кое — где маленькими пляжами, которые, впрочем, теперь увеличились благодаря засухе, что создавало идеальные условия для ловли форели на сухую муху. Франсуа сам собрал удочку, сам выбрал сухую муху, подошел к воде, рассчитал бросок и… хоп!
— Нет, нет, не годится, — запротестовал Массерон. — Леска не должна цепляться за дно, но не должна и лежать на воде. Форель не обманешь. Давайте — ка еще раз.
Франсуа старался изо всех сил, только леска свистела! В конце концов, муха начала — таки садиться на воду правильно, с непринужденностью усталого насекомого. Массерон был весьма строг. Он критиковал буквально все: положение рук, ног; то ему кисть слишком дрожит, то недостаточно подвижна, то стоит Франсуа слишком прямо. Черт возьми!.. Массерон твердил, что в движении должно быть больше легкости, как если бы рука, поднятая для удара, закончила жестом сеятеля. Очень скоро Франсуа все это надоело. Он выполнял указания, а сам думал о своем. Если в самом деле кто — то выдал Густу фашистам, виновник должен был позаботиться об алиби. А самое лучшее алиби — внезапная болезнь. Это вполне уважительная причина для отсутствия на месте сражения. Тогда возникает вопрос: кого из членов отряда не было на ферме в тот злополучный день? Удастся ли это выяснить, ведь с тех пор прошло столько лет?..
— Браво, Франсуа. Просто идеально!
— Спасибо.
Франсуа в очередной раз убедился, что в момент броска надо расслабиться и не пытаться контролировать свои движения. Вот и доказательство: в следующий раз, забрасывая удочку, он проследил за положением кисти, тела, плеча, и — леска безжизненно плюхнулась на воду. Полный провал… Ну зачем так себя мучить?
— Давайте передохнем, — вздохнул он. — Я устал.
— Тогда попробуйте немного половить на утопленную муху, — предложил Массерон. — Заодно и отдохнете. Вы пока присядьте, а я вам приготовлю другую удочку.
Уф! Скорее бы оказаться подальше отсюда! Франсуа утомленно сел на песок, не отрывая взгляда от медленно текущей воды. Он где — то слышал, что аспиды хорошо плавают в тихой воде… Франсуа сжал кулаки и стукнул себя по лбу. Когда же наконец этот змеиный кошмар перестанет его преследовать?!
— Вот, попробуйте, — окликнул его Массерон. — Я вам приделал тройник.
Мальчик легко забросил удочку и проследил за сносом лески. Рука его готова была отреагировать на малейшее касание, а сам он пока обдумывал новый вопрос. Интересно, вражда между Малэгом и Вилладье началась до войны или после?