Тайна острова Буяна
Шрифт:
— Охотнику? — милиционеры насторожились и внимательно поглядели на нас.
— Ну да, охотнику, модному всему такому, и с ружьем хорошим, и все на нем вроде как заграничное, в первый раз надетое — и сапоги болотные, и куртка с этими, с карманами и с оторочкой, светлой кожи…
— Вот что, бабка! — перебил её сотрудник УБЭП. — Пойдем-ка к тебе домой потолкуем. Насчет этого гостя нам надо подоскональней разобраться, в спокойствии… Да не напрягайте вы уши, — обратился он к односельчанам Никитишны, — она, небось, вам потом все расскажет — вечерком, на завалинке. А прилюдные разговоры закончены.
Милиционеры и Никитишна направились
— И вы идите. Нам надо ещё кое о чем вас порасспросить.
Мы двинулись следом. Ванька и Фантик переглядывались — и взволнованно, и восторженно. Еще бы! В том, что псих, напавший на нас, и был таинственным фальшивомонетчиком, и при том чокнутым собирателем красивых камушков, у нас сомнений не было. Да, история закручивалась таким штопором, что дух захватывало!
Многие дома в деревне были брошены и заколочены — как, впрочем, во многих деревнях нашей области. Всего в деревне было, наверно, домов пятьдесят, но обитаемых среди них — не больше пятнадцати. Но это ещё ничего! Дальше, к северу, на реках и на островах, можно встретить вообще мертвые деревни, где не осталось ни одного жителя или где несколько стариков доживают свой век. Такие деревни обычно давно отключены от электричества, и без лодки от них вообще не доберешься до населенных мест. Туристы иногда пользуются ими для ночлега, вот и все.
Никитишна провела нас на свой двор, отворила дверь, мы поднялись на летнюю верандочку. Застекленная верандочка была забита всякой всячиной: стол, диван, а на столе, на диване и на полу стояли неисчислимые банки с домашними соленьями, под столом был рассыпан на газетке лук для просушки, а на другой газетке, в углу, высились две кучи не до конца перебранной моркови. Куча побольше — крепкая и хорошая, кучка поменьше — всякая мелочь или подпорченная.
— Ладно, Никитишна, спевай всю правду, — сказал Алексей Михайлович. Сколько всего уплатил тебе за камушки этот проходимец?
Никитишна потупилась, потом нехотя буркнула:
— Четыреста рублёв.
— Основательно! — усмехнулся Александр Михайлович. — И тебя не смутило, что он такие деньжищи тебе отваливает? Больше твоей пенсии, небось?
— Ну, малость побольше, — призналась Никитишна. — Я давно таких денег в руках не держала.
— Ладно, сдавай свою валюту, — сказал Александр Михайлович.
— Чего-чего? — переспросила Никитишна.
— Фальшивые купюры эти сдавай, говорю, на экспертизу.
— А вы мне расписку дадите? — встревожено спросила Никитишна. — А то вдруг они настоящие, а тут возьмут и сгинут…
— Не волнуйся, оформим документы как положено. Доставай, где они у тебя.
Старуха вздохнула и удалилась в глубь дома. Через некоторое время она вернулась, осторожно неся в вытянутой руке три бумажки, развернутые веером — за самый уголок, будто боялась обжечься о них.
— Вот…
— Эх, местечко бы на столе расчистить… — вздохнул Александр Михайлович, доставая из своего планшета шариковую ручку и листы бумаги с «шапками» бланков и с печатями.
— Так вы на кухню пройдите, — предложила Никитишна, — там посвободней.
Мы прошли на кухню, и Александр Михайлович, усевшись на табурет у стола, стал писать.
— Вот смотри, Никитишна, — проговорил он. — Я прописываю все подробно, по всей форме, в двух экземплярах. Я, Бутырцева Надежда Никитична, добровольно сдаю на экспертизу три купюры достоинством в сто рублей
— Так с виду ж они… — старуха развела руками. — То есть, абсолютно нормальными выглядели. И человек был солидный. Производящий впечатление. То есть, придурковатый малость, раз уж он на эти камешки запал, но придурковатые — они тем более всегда настоящими деньгами платят. И вообще, в наших краях отродясь такой гадости не водилось, я в жизни фальшивую деньгу в руках не держала. Откуда ж мне было знать?..
— Простите, Надежда Никитична, — прервал её излияния сотрудник УБЭП. Скажите, в этих камешках точно не было ничего особенного? Ну, что-то необычное, кроме того, что вы описали, не привлекало в них ваше внимание?
— Да нет… — растерянно ответила Никитишна. — Говорю, красивые они были, с металлическим таким отблеском, а больше, вроде, ничего такого… Ну, красивые, да. Детям, конечно, соблазнительно. Этот проходимец, он обрадовался им, словно дитя малое, ну не меньше моего внучка…
— Да, насчет вашего внучка, — сказал сотрудник УБЭП. — Вы сказали, он несколько камешков увез с собой в город. Вы не сообщите нам его адрес и телефон? Да, и, конечно, как его родителей полностью зовут, и так далее…
— Пишите, — вздохнула старуха.
Она продиктовала все данные внука и его родителей, УБЭПовец записал, а потом сказал:
— Что ж, теперь можно перейти к составлению словесного портрета этого «охотника». Какого приблизительно он был роста?
— Приблизительно вот такого, — показала Никитишна.
Милиционеры вопрошающе поглядели на нас. Мы закивали.
— Тик в тик сходится, — сказал я.
— Лицо?
— Ну… — тут мы говорили почти хором, наперебой с Никитишной. Округлое такое. Но не совсем круглое, а чуть вытянутое в длину.
— Нос?
— Прямой.
— Глаза? Губы?
После недолгой дискуссии, которая понадобилась, чтобы уточнить все до мелочей, мы сошлись на том, что глаза у него темно-серые, посаженные достаточно широко и неглубоко, но не навыкате, а губы узкие, хотя верхнюю можно назвать и чуть припухлой.
— Так что же это получается? — не выдержала Никитишна. — Мой шельмец это тот самый, кто сегодня ребят застращал?
— Выходит, так, — кивнул Александр Михайлович.
— Совсем, значит, свихнулся, болезный, — вздохнула старуха. — Я вот как это понимаю. Он уже был головкой слаб, когда на отдых уезжал. Ну, станет ли человек в своем разуме так на блестящие камушки кидаться? А перед этим ему крупную зарплату выдали и отпускные — и все, получается, фальшивками. Ну, может, не на работе выдали, может, мошенники какие ему деньги подменили, пока он в наши места ехал. А он после меня попробовал ещё с кем-то расплатиться этими фальшивыми бумажками — да только этот кто-то позорче моего оказался. И, значит, раскрыл бедолаге глаза. А тот, как понял, что у него ни гроша настоящего нет за душой — так совсем от расстройства свихнулся и стал на людей кидаться. Теперь его только ловить и в смирительную рубашку сажать, чтобы он, в своем умопомрачении, бед не натворил. Да, не повезло человеку.