Тайна переписки
Шрифт:
— Я начинаю подозревать, что вы были правы, — сказала Люда, испытывая потребность сгладить прежнее недоразумение. — Не вас ли я ожидала там у входа?
— Увы! — быстро возразил Жора. — Вы ждали Трескина! И с этим ничего не поделаешь. Факт не подлежит сомнению, не может быть оспорен в судебном порядке и не имеет никакого логического обоснования. Аминь. А вот и сам шеф, мой друг Трескин! — оглянувшись, продолжал он, и с неприятно уколовшей Люду поспешностью поднялся.
— Просим! — уже переигрывая, захлопал Жора в ладоши.
Дальше по залу, за длинным составленным
Люда встала:
— Это вам, — протянула она Трескину букет.
— Тебе, — поправил Трескин. Полуобернувшись, он щелкнул пальцами, вызывая из небытия официанта, но не преуспел в этом и тогда обратился к Жоре: — Найди где-нибудь воду. В вазу поставить что ли…
Жора безмолвно подхватил букет и поспешил, лавируя между столиками.
— Ну? — Трескин поводил плечами, словно это было необходимо ему, чтобы оглядеть стол. — Для чего же мы тут собрались?
Люда вежливо улыбнулась, но смотрела она не на виновника торжества, а туда, где объяснялся с официантом Жора. Трудно было не заметить, что в присутствии шефа парень что-то от своего обаяния растерял. Все вокруг приспосабливало себя под Трескина, принимая удобную для него форму, и Люде тоже не оставалось иной возможности, как приспосабливаться. Все вокруг как будто подталкивали ее к Трескину. Но Люда не любила, когда ее подталкивали.
— Я полагаю, что у меня сегодня день рождения, — продолжал Трескин.
— И как же ты прав, как же ты прав! ~ на ходу подхватил Жора, возвращаясь. — Валера, спаситель ты наш, доставай!
Картонный короб заключал в себе подарки: от Жоры, от Валеры и от присутствующего здесь мысленно Пети. Это были три переносных телевизора, один меньше другого. Их тотчас же повключали. На эстраде, припадая губами к микрофону, пела певичка и бухал оркестр, мужчины громко, повышенными голосами переговаривались между собой. Трескин с выражением хищного удовлетворения на лице купался в грохоте раздробленных голосов, раздавленных мелодий и, поглядывая на экраны, вертел настройку. Гам поднялся страшный, у Люды стучало в висках.
Наконец с рюмкой в руках поднялся Жора:
— Два года назад… — разобрала Люда, — за этим столом… — Она не все понимала из-за шума и, честно говоря, не особенно к этому стремилась. — Свой первый миллион… ответственность… в свои руки… стеклянные небоскребы… уборщицы (?)… которое есть свобода… рождения… …торая… …осто… …ж… …при… к… и вот прибавилось два года и двести двадцать два, два, два, два… не знаю сколько там миллионов. В общем, Юра, расти большой!
Не отрываясь от телевизора, Трескин изредка бросал на оратора взгляд, который свидетельствовал, что виновник торжества не упускал из виду происходящее.
— Выпьем! — сказал Валера. К этому времени он уже позволил себе между делом пять или шесть маленьких рюмочек. — Выпьем! За именинника!
И все стали кричать
— До дна, бляха! — заключил Валера, когда девушка, испытывая от всего происходящего боль в висках, поставила бокал.
Люда поднялась с извиняющейся миной и стала пробираться к выходу.
— Что это она? — подозрительно пробормотал Трескин, выключая телевизор. Жора поспешно повырубал остальные.
— Не бзди! — скривил рот Валерка. — Вернется.
— Ты хоть бы при девке не ругался, — назидательно заметил Жора.
— А что я сказал?
— Бляха сказал.
— Я сказал?
— Ты.
— Ну и что?
Трескин тем временем, не понятно к чему хмыкнув, налил вина в Людин бокал и добавил водки.
— Почувствует, — неодобрительно заметил Жора.
— Черт с ней, — возразил Валерка, который наладился, видно, во всем перечить.
— Вот что, ребята… — Трескин оглянулся и понизил голос. — Не засиживаться. Ты первый слиняешь, — кивнул Валерке, — принял свое и вали. Да! Коробки захвати, когда пойдешь. Завтра телевизоры упаковать и на склад. Ну а Жора не сразу. Побудешь пока. По ситуации. Но хлебало-то не разевайте. Под ногами не вертеться. Девочка поможет мне телевизоры затащить в контору — все ушли, помочь некому. А там, в конторе, мы с девочкой запремся и упакуем чего надо.
— Да уж, упаковать придется, — безрадостно, как предчувствующий тяжкую работу человек, осклабился Жора. — Без упаковки не оставишь. — И, помолчав, добавил меланхолически: — Пока не упакуешь, на склад не сдашь.
Последнее замечание смутило Валерку, который, позволив себе между делом еще рюмочку, расслабился мыслью.
— Упаковать что ли надо? — сказал он, поднимая голову.
— Спаситель ты наш, — участливо покачал головой Жора, — выпей! — Он взялся за бутылку.
— Съешь что-нибудь, дорогой, покушай! Закусывать-то не забывай, — не менее ласково добавил Трескин и подцепил вилкой ломтик измазанного сметаной помидора.
Едва показалась Люда, Жора, который не уставал вертеться, ее заметил:
— Идет. Шеф, напряги извилины, девушка скучает.
Дернув щекой, Трескин не снизошел до ответа. Он наблюдал за невесомой поступью Люды. Даром, однако, старалась в конторе толстомясая Нинка, играя бедрами, трудно было уловить и повторить этот неспешный шаг. Несомненно, проступало в этой походке нечто чувственное, но чувственность эта была иного рода — не от широких бедер, а от гармонии свободного в движениях тела. Она, казалось, потому и не торопилась, что не забывала опасности взлететь от слишком порывистого, неосторожного движения.
Встретили Люду молчанием. Жора ковырялся в бифштексе, не без умысла, вероятно, представив инициативу кому-нибудь другому. Насупился обиженный Жорой Трескин, и только Валерка не особенно долго думал над предметом беседы.
— А ты все домики рисуешь? — внезапно, среди напряженного постукивания вилок ошарашил он девушку вопросом.
— Ну да, — неуверенно улыбнулась Люда.
— Сколько тебе платят?
— За что?
— За домики.
— Сколько зарабатывает архитектор? — поспешил облагородить Валеркин вопрос Жора.