Тайна, покрытая глазурью
Шрифт:
— Вы приходите ещё, если останетесь у нас. Молоко у меня всегда есть, — заверила женщина, провожая меня до калитки.
Я улыбалась и кивала, улыбалась и кивала. И поторопилась на свой участок, где с облегчением передала свою ношу Данилову. Тот только глаза вытаращил.
— Ты где взяла это?
— Места надо знать, — загадочно проговорила я, улыбаясь. Налила ему в кружку молока. — Пей.
— Я как на курорте, — ухмыльнулся Андрей, поднося стакан к губам.
— Что странно. Это ведь ты меня украл,
— Я забочусь, — заверил он меня. Рот тыльной стороной ладони вытер, ко мне придвинулся, обнял и прижался губами к моей щеке. — Ты чувствуешь, как я забочусь?
— Я чувствую, — глупо усмехнулась я. На самом деле чувствовала, особенно, когда Данилов теснее меня к себе прижал. Но все его поползновения в мою сторону решительно пресекла. Мне не терпелось взяться за готовку. И обижаться и ворчать глупо, о чём я ему и сказала. Для кого я всё это, в конце концов, делаю? Для него — любимого.
— Вкусно? — спросила я за обедом. Данилов ел окрошку, сидя за деревянным столом в саду, и на меня поглядывал со значением.
— Вкусно. Как понимаю, ты решила поразить моё воображение?
Я удивлённо вскинула брови.
— Я думала, я уже давно это сделала.
Андрей рассмеялся. А я напомнила:
— Ты сам говорил.
— Говорил. И что примечательно — не врал.
— А ты часто врёшь?
Данилов глянул на меня исподлобья.
— Бывает. А ты?
— Бывает, — в тон ему ответила я.
Мы замолчали, я водила ложкой в тарелке с окрошкой. А потом он вдруг спросил:
— Что ты задумала?
Я моргнула в некоторой растерянности. Постаралась сбросить с себя отрешённость, а сказала то же, что обычно говорю Жорику или Аркадию Николаевичу:
— Я всё решу.
Данилов криво ухмыльнулся.
— Конечно.
— Андрей, ну… — Я недовольно поморщилась. — Я пока не готова об этом говорить.
— Я хочу помочь. — Я молчала, и Данилов недовольно вздохнул. — Лиля, я, правда, хочу помочь.
— Я верю.
— Тогда что?
Я посмотрела на него.
— Это ты мне скажи — что.
Андрей тарелку от себя отодвинул, на стол облокотился.
— Зудин — человек серьёзный. Он не привык долго ждать и терпеть не может нерешительных людей.
— Серьёзно? А с Олегом общий язык нашёл.
— Видал он твоего Олега знаешь где?
— Догадываюсь, — без особого энтузиазма отозвалась я. Ложку, наконец, отложила, смотрела в сторону. — Я всё понимаю, Андрюш, куда лучше, чем ты думаешь. Есин был первой ласточкой. — Я почти равнодушно — почти! — пожала плечами. — Я знала, что так будет.
Данилов глядел на меня с мрачным одобрением.
— Ты заигралась, детка.
Я с ним не согласилась.
— Нет, просто всё пришло к своему логическому завершению. Моя мама… мачеха, всегда говорила, что если хочешь сделать
Андрей усмехнулся.
— Есть такое дело.
— Олег вот тоже… Я ему верила, как себе, а ему мало стало.
— Скорее уж, тесно.
Я глазами на любимого стрельнула.
— Что он говорил на той встрече?
— Много чего. Пытался пустить Родиону пыль в глаза. И, знаешь, если бы я не знал правды, даже поверил бы. Хотя, конечно, он тот ещё жук, улыбается, а глазки воровато бегают. И он не глуп. Но решительности ему не достаёт. Смелости решения принимать. Поэтому он всегда на тебя смотрит. Думаю, если бы ты отошла в сторону, он бы бизнес за год развалил.
— Бизнес, — я не удержалась и пренебрежительно фыркнула. На Андрея в упор посмотрела. — Как ты правильно заметил, несколько лет назад для Олега установка двух десятков пластиковых окон и было бизнесом.
— А Горин?
— А что — Горин?
— Малыш, со мной-то не играй.
Мы друг другу в глаза смотрели, и я, признаться, первой отвернулась.
— Все хотят жить хорошо, Андрюш.
— Я бы выразился по-другому: господин мэр жаден до безобразия.
— Не говори того, о чём не знаешь.
— Ну, почему же не знаю? Я знаю. И о счетах за границей, и о недавней покупке квартиры в Москве, и о доме в Испании, записанном на сестру. Заметь: на сестру, а не на жену. Жене он не доверяет. — Данилов потянулся ко мне через стол и взял за руку. — Но почему-то, по непонятной для меня причине, он всё ещё доверяет тебе.
Я нахмурилась и руку свою от его пальцев освободила.
— Тебя это на самом деле удивляет? Что он мне верит?
Андрей досадливо поморщился.
— Я не то имел в виду.
— Именно то. Не оправдывайся.
— Хорошо, не буду. Но согласись, он ведь не идиот, он должен понимать, что надоел тебе хуже горькой редьки.
Я, недовольная поворотом, который получил наш разговор, поднялась, забрала грязные тарелки.
— Ты опять говоришь о том, о чём не знаешь. Моя душа, знаешь ли, не компьютер, в который ты можешь влезть. — Я направилась к дому, а Данилов ухмыльнулся мне вслед.
— Вот так значит, да?
Я плечом дёрнула, оборачиваться не стала. Поднялась на крыльцо, прошла на кухню, тарелки в раковину положила, и напряглась, услышав за спиной шаги. Андрей остановился в дверях, смотрел на меня. Я дожидаться дальнейших рассуждений о моих прошлых отношениях не стала, и выдала свою правду:
— Ты ведь вор, Андрюша.
— Кто сказал?
— Милиция, — порадовала я.
Он не на шутку заинтересовался.
— Прямо так и сказали? Надо же, раньше они подобными обвинениями не разбрасывались. Без доказательств-то.