Тайна предопределения
Шрифт:
Климент Александрийский и Ориген отстаивали свободу воли как общепринятое христианское учение. Например, Ориген, приступая к изложению своих мыслей в известном труде "О началах", отделил те догматы веры, которые в готовом виде приняты от апостолов Христа и не подлежат сомнению, от прочих духовных вопросов, о которых "апостолы только сказали, что они есть, но как или почему, умолчали, конечно, с той целью, чтобы могли иметь упражнение и показать таким образом плоды своего ума наиболее ревностные и любящие мудрость из числа преемников". Так вот, Ориген свободу воли отнес к первой категории, или несомненным истинам: "В церковном учении определено и то, что всякая разумная душа обладает свободою решения и воли... Мы не подлежим принудительной необходимости делать добро или зло вопреки своему желанию". [80, с.36,37].
Вместе с другими упомянутыми ранними свидетельствами, последнее утверждение Оригена, на наш взгляд,
Первоначально Церковь представляла собой маленькую группу людей в океане язычников, особенно когда она окончательно отделилась от иудаизма. Чтобы не раствориться в этом океане, Церковь должна была быть достаточно категоричной в суждениях: истинные или ложные учения исповедуются приходящими в нее людьми. Для времени Оригена не признавать свободу воли было однозначно ересью. [80, с.172,173]. А Дионисий Ареопагит еще в V в. писал: "...Поскольку Провидению не свойственно насиловать природу, то, (полагаю), мы не станем принимать во внимание нелепое мнение толпы (выделено мной - К. П.), утверждающей, будто Провидение и против воли должно вести нас к нравственному совершенству". [33, с.58].
Иоанн Златоуст написал даже специальную книгу "О судьбе и Провидении", в которой решительно отстаивал свободу воли против язычников: "Бог сказал: "если хотите" и "если не хотите", делая нас господами добродетели и порока и полагая это в зависимость от нашего образа мыслей. А что говорит тот, т.е. диавол? То, что избежать определенного судьбою невозможно, хотим мы того, или не хотим... Судьба говорит: если мы не желаем, а нам будет дано, то во всяком случае спасаемся". [44, с.804,805]. То, что критикует здесь Златоуст как языческие представления о судьбе, почему-то в немалой степени схоже с будущей позицией Августина (последних лет его жизни), а также - с позицией, в далеком будущем, ряда лидеров Реформации... Но об этом более подробно мы скажем в последующих главах.
Что же представляло собой учение Церкви о благодати и свободе в период непосредственно перед Августиновой "революцией"? Было ли это учение пелагианским? Для ответа на поставленный вопрос достаточно упомянуть о трудах Григория Нисского и Ефрема Сирина, замечательных богословов, творивших во второй половине IV века.
Григорий Нисский учит, что человеческая жизнь обусловлена бесчисленными естественными и природными причинами, а также причинами, связанными с индивидуальностью человека - его наследственностью, характером, темпераментом и проч. Но тем не менее личность человека не растворяется полностью в этом мире необходимости, а, вопреки ему, с Божьей помощью, обретает способность свободно себя определять. В вопросе спасения благодать Господа и воля человека действуют совместно: "Как благодать Божия не может обитать в душах, уклоняющихся от своего спасения, так и человеческая добродетель сама по себе недостаточна, чтобы возвысить до совершенства души, чуждые благодати... Праведность дел и благодать Святого Духа, соединяясь вместе, наполняют блаженной жизнью душу, в которой они отождествляются". Это и есть простое евангельское учение, бесконечно далекое как от пелагианской ереси, так и от "двойного предопределения" Августина. Согласно Григорию Нисскому, благодать не является наградой за заслуги человека, но она также не является непосредственной причиной нашего ответа "да" или "нет" Богу. Благодать не заставляет обратиться, но только призывает к этому. В целом Григорий Нисский считал жизненный путь человека соединением предначертаний Господа и свободы воли. [62, с.225; 63, с.298; 112, с.164].
И Ефрем Сирин не идеализировал свободного произволения человека: "...Дивлюсь свободной воле нашей. Она... имеет возможность побеждать, - и любит уступать над собою победу; хотя свободна, однако же сама отдается в рабство, как невольница, и своею рукою пишет согласие на свое невольничество". [39, т.5, с.184]. Ефрем Сирин, как и другие отцы и учители Церкви, считал, что во время грехопадения свобода воли у человека была серьезно повреждена, но не исчезла полностью. [112, с.231]. Это положение он обосновывал следующим образом: человек, задающийся вопросом, существует ли свободная воля, самим этим вопросом свободу утверждает, т.к. задавать вопросы способно только существо свободное, "немой" спрашивать ни о чем не может... [39, т.5, с.32,33]. В отношении же воли Божьей Ефрем Сирин учил, что она бывает как бы трех видов: "Все от Бога, - и благое, и скорбное, и недостойное; но одно - по благоволению, другое - по домостроительству, третье - по попущению. И по благоволению, - когда живем добродетельно, ибо угодно Богу, чтобы проводили мы жизнь безгрешную, жили добродетельно и благочестиво. По домостроительству, - когда, впадая в ошибки и погрешения, бываем вразумляемы; по попущению же, - когда и вразумляемые не обращаемся". [39, т.3, с.395].
Таковым, простым и взвешенным, было учение ранних христиан, веривших в свободную волю - в противовес язычникам, и в благодать Божию - в противоположность иудеям.
2.6.2. АВГУСТИН
У Августина (354-430 гг.) в работах разных лет можно найти различные подходы к проблеме. Но общая тенденция, особенно в поздних трудах, - отказ человеку в подлинной свободе и провозглашение абсолютного предопределения.
До своего обращения в христианство Августин около десяти лет был последователем манихейства. Эта религия, как обычное языческое верование, отрицала свободу человека. Вдобавок манихейство испытало на себе значительное влияние гностических идей, для которых была характерна вера в судьбу. [143, p.773]. "Ранний" Августин (вскоре после своего обращения) в дискуссии против манихейцев отстаивал свободу воли. [131, p.74 ff.]. А "поздний" Августин, противостоя пелагианам, практически сводил ее на нет. Если к этому добавить различные его "переходные" точки зрения на проблему, то станет понятной причина ссылок на Августина в этом запутанном вопросе как сторонников, так и противников свободы воли.
Здесь необходимо сделать важную оговорку. Начиная с Августина (со времени написания его поздних трудов), термин "свободная воля" в западном христианстве часто употребляется в узком смысле. Традиционное понимание свободы воли (широкий смысл): Богом данная возможность человеку самостоятельно, без какого-либо принуждения извне определять свою жизнь и поступки, включая свободный ответ Богу на Его призыв. Поздний Августин же вводит в христианское богословие узкий смысл термина: возможность выбора у неверующих людей лишь между плохим и еще худшим, принципиальная неспособность ответить согласием на Божие приглашение к спасению. То есть свободная воля у грешника существует, но она всегда тяготеет к греху и не в состоянии сделать действительно свободный выбор (в широком смысле понятия). Для пояснения данного утверждения, которое является, несомненно, библейским, Августин придумывает ряд аналогий, из которых мы остановимся лишь на одной, на наш взгляд, самой сильной, и к которой мы затем еще не раз будем возвращаться. Представьте две чаши весов, являющих нам баланс добра и зла в человеке. В нормальном состоянии такие весы должны помочь взвесить этические аргументы за и против тех или иных поступков. Но каков будет результат подобного взвешивания, если на чашу зла уже изначально поставлены несколько тяжелых гирь? Очевидно, что эти весы всегда и неизбежно будут склоняться в сторону зла. Подобным образом, говорит Августин, в результате греховности всего человечества, люди самостоятельно неспособны реализовать свою свободную волю в сторону Бога и добра. [71, с.378]. Однако исходя из этого, Августин делает сомнительный вывод, что Господь, ничуть не считаясь со Своим падшим творением, одних людей поднимает и спасает благодатью, а других отправляет в ад, поскольку без Его благодати они не были способны ни на что доброе.
В своем самом значительном произведении "О граде Божьем" (413-426 гг.) Августин пишет: "...Мы нисколько не находим себя вынужденными ни отвергать свободу воли, допустив предведение Божие, ни отрицать (что нечестиво) в Боге предведение будущего, допустив свободу воли. Мы принимаем и то, и другое". [3, V,10]. И подобных цитат из различных его книг можно привести множество. Например, Августин вновь утверждает свободу человека - "О граде Божьем" XXII,1; говорит об ответственности грешника за свои грехи - "О благодати и свободном произволении", гл.3 (426-427 гг.); и даже о том, что благодать Бога может быть "сотворящей" вместе со свободной волей человека, когда производится доброе дело (там же, гл.33). [130, p.444,458].
С другой стороны, Августин, не очень заботясь о согласовании своих учений, а оставив это хлопотное дело потомкам, стал первым богословом Церкви, открыто провозгласившим "двойное предопределение". Одних людей Бог "предопределил к вечной жизни, как милосерднейший даятель благодати, в то время как других Он предопределил к вечной смерти, как праведнейший судия, не только по причине грехов, которые они добавили в потакании своей собственной воле, но также из-за их первородного греха, даже если, как в случае с младенцами, они к нему не добавили ничего". ("О душе и ее начале" IV,16) (419 г.). [132, р.544].