Тайна прикосновения
Шрифт:
Паша видела свою распухшую ногу, видела, как хирург взял ножницы и стал поднимать шов. Мгновенно послышался звук выходящего воздуха, с характерным, знакомым Паше запахом гниения запущенных ран.
— Орошающий раствор! — приказал врач и, обколов ногу новокаином, принялся пинцетом доставать из раны куски угля и шлака.
Паша отвернула голову, чтобы не видеть изуродованную ногу, — она поняла, что если и не лишится её вовсе, то. никогда не сможет полюбоваться в зеркало на свои стройные ноги! Её обуяла ярость к пьяному фельдшеру: ах ты говнюк, скотина пьяная, нелюдь ты сволочная —
Рентген показал кроме вывиха перелом тазовых костей, перелом ключицы, ушиб головного мозга. Паша никому не сказала, что она на третьем месяце беременности, — сейчас ей требовалось переливание крови, и она металась в бреду.
И — опять Мильман! Поехал в институт переливания крови, договорился, чтобы её забрали туда, к профессору Овчинникову.
Зиночка с Лёней курсировали между двумя больницами по очереди. Аня бросила мужа и выехала в «Комсомолец» смотреть за маленьким Санькой. Только через две недели стало ясно, что крепкий организм Паши берёт своё, когда она впервые стала с аппетитом есть.
Как только Зина появлялась в палате, первый вопрос, который она слышала, был: «Ну как там Ваня?». Казалось, можно было порадоваться: врачи поставили её мужу диагноз «мелкоочаговая пневмония». Но, сделав ему реакцию Видаля, обнаружили тиф — Иван лежал в инфекционной больнице.
«Не волнуйся, там врачи делают всё, что нужно. Правда пока аппетита нет, ест через силу, только в жидком виде, я ношу ему бульон куриный.» — успокаивала Зина. Но всё же на душе у Паши было тревожно.
Закованная в металлический каркас, она лежала на деревянном щите, чтобы кости срослись правильно.
Тем временем жизнь в бывшем имении графа Орлова, а теперь в совхозе «Комсомолец», обозначенном топографами на картах как «участок № 12», продолжалась. Бразды правления, по наказу Ивана, взял в руки Вениамин Михайлович Зотов, человек трезвый, вдумчивый, в котором удачно сочетались теоретические знания и опыт.
Уборочная в этом году была закончена с впечатляющими результатами, корма заготовлены, и теперь надо было побеспокоиться о сохранности зернового фонда и закончить кое-какие опыты по селекции злаков.
Не забывал Зотов и семейство Марчуковых. Каждый день он поднимался на второй этаж глянуть Борькины уроки, а жена помогала справляться Феклуше с полуторагодовалым Санькой, когда Мария Фёдоровна была на работе.
Вскоре подъехала «мама Аня», затем пожаловал редкий гость из Новохопёр- ска — Иван Степанович Киселёв. Он ходил с палочкой, припадая на правую, простреленную, ногу, но привёз с собой в сумке рубанок и ножовку, специальный столярный клей, попросил у Зотова досок и стал мастерить в коридоре новую детскую кроватку. Ещё он привёз для внука мешок с мятными пряниками, облитыми сахарной глазурью. Эти пряники, купленные им в сельском продмаге, стали предметом шуток Марии Фёдоровны и Феклуши:
— Боря, детка, не урони пряник на ножку! Потом хромать будешь, как дедушка! — смеялась Мария Фёдоровна, когда Ивана Степановича рядом не было. Впрочем, дед научил внука размачивать пряники в воде, чтобы становились мягкими, и Борька не успокоился, пока не перетаскал все. Вечерами бывший есаул Войска Донского садился в кресло, его словно отполированная лысина над сократовским лбом, отражала свет от электрической лампочки. Он надевал на крючковатый нос очки, раскрывал газету и читал вслух: «Империалистические круги США замышляют.»
Всё было бы неплохо, но вскоре дед закончил строгать и пилить, поставил на горячую печку металлическую чашку с клеем, чтобы растопить сухие гранулы. Вонь стояла в квартире ужасная! Феклуша схватила Саньку и унесла вниз, к Зотовым, потом пооткрывала все окна.
На тяжёлых портьерах — любимом месте поселившихся у Марчуковых бесплотных призраков-воздушностей — была паника.
— Бр-р-р. Кошмар! Я не могу находиться в этой вонище, Розенфильда! Не зря этот клей на плите называется «казеиновым»! А на улице — болотная сырость, которая у них зовётся ноябрём!
— Не стони, Амелия! Полетели к Зотовым, у них мило, да и Санька с Борей сейчас там.
Глава 22. МЕРА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО — В ЧЕЛОВЕКЕ
Свою регулярную беседу в лектории на тему «Всё о человеке» Создатель проводил в хорошем расположении духа. Он только что обобщил хорошо подобранную, выверенную информацию о землянах и был полон оптимизма.
Пространную речь о качественных изменениях в человеческом сознании Творец неожиданно начал с выдержки из «Саламбо» Флобера, приведя дословный перевод старой мамертинской песни, которую пели греки-наёмники в садах Га- милькара: «Своим копьём и мечом я вспахиваю землю и собираю жатву: я — хозяин дома! Обезоруженный противник падает к моим ногам и называет меня Властелином и Царём!»
Так думали древние, и от этого убеждения современный человек избавится ещё не скоро. Но! Я говорю вам: познайте всё сущее, чем полон человек, с чего начинал он и когда впервые почувствовал себя человеком? Кто может ответить на этот вопрос?
Из зала послышалось: «Когда сам развёл огонь.», «Когда изготовил первое оружие для охоты и орудие труда.», «Когда построил жилище.»
— Насчёт жилища высказалась женщина, и это понятно! — улыбнулся старец. — Но если смотреть глубоко — человек стал становиться самим собой, когда впервые сознательно захоронил своего соплеменника, сородича, когда на могиле поставил камень в виде метки и почувствовал горечь за грудной клеткой. Видимо, тогда он в первый раз увидел звёзды над головой по-иному и соразмерил расстояние до них со своим горем.
С этого момента на пути к своему «Я» человек хочет осознать, что есть его душа? То, что вызывает боль, требует объяснения, и нам интересно, как сам он объясняет свою душу, пытаясь не только понять её, но и обессмертить. Вот, например, Платон: «У любой радости или печали есть «гвоздь», которым она пригвождает душу к телу, пронзает её и делает телесною, заставляя принимать за истину то, чем ответит тело. А разделяя представления и вкусы тела, душа неизбежно принимает его правила и привычки, и уже никогда душе, обременённой телом, — не очиститься, но, попадая в иное тело, зерно пускает иные ростки.»