Тайна прикосновения
Шрифт:
— Профессор, родненький! Спасибо Вам за всё! Он останется, даже не пикнет! А приехала я не напрасно, всё равно хотела его увидеть, да и гостинцев Вам из совхоза привезла, сейчас притащу.
— Ни в коем случае! У нас это не принято! Что бы Вы ни принесли, Вам всё непременно вернут! Кормите своего мужа, своих родных и близких!
Паша заплакала, подошла к профессору, схватила его руку, стала целовать.
— Что вы. что вы, милая. не надо! Идите быстренько к мужу!
Иван был рад несказанно: он обнял Пашу и долго не отпускал её. А она удивлялась его свежему виду, округлившемуся лицу, прежней улыбке.
Профессор,
Тяжёлые сумки с продуктами из совхоза скоро опустели: Паша раздала все санитаркам, медсёстрам, часть завезла Анастасии.
Подошло время уезжать, и Паша вновь потратила много сил, чтобы убедить Ивана остаться. В конце концов, он согласился и передал ей для Зотова, который присылал ему письма с отчётами о делах совхоза, три листа исписанной бумаги с рекомендациями и указаниями. И большей частью эти указания касались его любимых лошадей.
Глава 24. И СНОВА — ВЕСНА
Весь март держались морозы, одаривало весенним светом солнце, но настоящее тепло пришло только в конце месяца: весна грянула сразу, стремительно наполняя водой ручейки и реки.
Пойма маленького притока Чиглы за два дня превратилась в море разливанное без берегов, спрятав под собой единственный мостик, по которому можно было попасть на станцию Таловая.
Подходило время рожать, и Паша стала жалеть, что не уехала в Воронеж раньше. Но делать нечего, надо было собираться. Зотов вызвал к себе водителя — Ивана Ивановича Сергиенко, человека во всех смыслах положительного. До него было два водителя: Андрей Иванович, который с Пашей въехал под поезд и после этого случая ездить перестал, да и было не на чем. Потом совхоз получил новенький ЗИС-5, и сел на него прилежный работник и тихий пьяница, как выяснилось впоследствии, Данила Митьков.
Если Митьков лихо подруливал на блестевшем зелёной краской ЗИСе к своему дому, жена знала: трезвый! Если плёлся как-нибудь на машине — и на ногах еле доходил до калитки. Однажды он подъехал и просто вывалился из кабины на траву, оставшись лежать там, где упал. Весь секрет в том, что до того, как стать водителем, Митьков в пьянстве замечен не был и начал пить, обуреваемый гордостью за высокое доверие. Не то чтобы он сильно возгордился перед товарищами, но все в посёлке просили что-нибудь привезти, все несли «магарыч», и каждый хотел иметь Данилу в друзьях.
Зотову пришлось поменять водителя на непьющего Сергиенко. Этому заместитель Марчукова мог доверить беременную жену директора, к тому же он знал, что она ненавидит пьяниц.
— Иван Иваныч! — ставил задачу водителю в своём кабинете Зотов. — Одеваешь цепями колёса.
— Одеты! — перебил его Сергиенко.
— Молодец! Берёшь с собой пару резиновых сапог для рыбалки и везёшь Прасковью Ивановну до мостика. Там её обуешь и переведёшь. Говорят, его переходят, воды — по колено. Потом проводишь её пешком до станции. Не утопи её чемодан! Возьми кого-нибудь в помощь, держать чемодан и женщину одному человеку в воде будет несподручно. Да и в машине надо кого-то оставить. Сколько там до станции, километра три? Ну, давай, действуй, уточни у неё, во сколько поезд.
Новенький ЗИС молотил цепями раскисший чернозём: кто не жил в этих краях, не знает, во что может превращаться земля, перемешанная с водой. Вязкая чёрная жижа обволакивала колёса и летела далеко, падая кляксами на зелёный борт машины. Весеннее солнце смотрело на дорогу, на машину, на поля и разлившуюся по низинам воду. Если остановиться, вздохнуть полной грудью весенний воздух да посмотреть на эти просторы, то радостно становилось сердцу. Но лучше не возвращаться глазами к этой дороге!
Впрочем, Паше было не до красот, с её животом нужно было двигаться аккуратно, а ноги расползались на чернозёме, на сапогах нарастал слой грязи, утяжеляя их, делая неподъёмными. Они вышли из машины, приблизились к кромке воды, в которой пропадала дорога.
— Прасковья Ивановна! Давайте руку! Смотрите вниз, чтобы нога не попала в щель, — доски видать, тут неглубоко.
Медленно, шаг за шагом, Иван Иванович перевёл Пашу по воде через мостик. Здесь, на подсохшем бугорке, она переобулась в ботинки. Сергиенко связал её высокие сапоги, перебросил через плечо, взял чемодан в руку, и они не спеша пошли к станции…
В Воронеже Пашу встретила Зина. Она повезла её к Мильманам, а девятна- цатого апреля у неё начались схватки, её отвезли в больницу, и в четыре утра на свет появилась девочка, как и хотел Ваня. Роды были тяжёлыми, ребёнок весил пять килограммов, и у Паши почему-то отнялась здоровая нога.
Пришлось лежать до конца апреля, а тут и Ваня приехал из Москвы, пожаловал собственной персоной с цветами и конфетами — забирать жену с дочкой. Они уже решили, что если будет дочь — назовут Олей, как бабушку.
Вечер этого дня они провели у Мильманов. На сей раз лица у всех были радостными, звучали романсы и песни. Утром родители с новорожденной сели в поезд. В Таловую приехал встречать Марчуковых Николай Александрович Ев- сигнеев — директор лесхоза.
— Слушай, Ваня! — сказал он, по привычке растягивая в улыбке свои тонкие губы. — А ведь тебя заждались в совхозе! Не знаю, как твои работнички, но лошади — определённо. Особенно Аргентина!
— Не сомневаюсь! И чтобы обрадовать и тех и других, я через недельку отправляюсь в Хреновое, в санаторий. Там у меня будут и время, и возможность пополнить мою конюшню.
Паша знала, что в Хреновом кроме туберкулёзного санатория ещё был и один из знаменитых на весь Союз конезаводов, где выращивали племенных лошадей. А Ване, по стечению обстоятельств, министерство здравоохранения выдало путёвку именно в этот санаторий.
Радостно встречали их домочадцы. Как только машина подкатила под окна, высыпали на улицу все: Феклуша, Мария Фёдоровна, Борька, Аня. Даже две невидимые «воздушности», Амелия и Розенфильда, вылетели в двери сквознячком и принялись виться возле свёртка с ребёнком.
И только младшего Марчукова среди них не было: разве мог он, кроха, запомнить своих родителей, исчезнувших с его горизонта так надолго? Что ж, будем знакомиться заново! Ба! Но вот и он, поспешил за всеми, но споткнулся о порожек, упал, поднялся и резво побежал туда, где собрались все. Здесь его ожидали широко расставленные руки отца.
А Ольгу положили на втором этаже в новенькую, пахнущую сосной кроватку, сделанную руками Пашиного отца, Ивана Степановича Киселёва.