Тайна прикосновения
Шрифт:
Я вспомнил, какие это были славные ребята. Первый год работы в институте я жил у тёти Зины. Вместе с младшими двоюродными братьями ходил в магазин за продуктами — оба, такие смешные и милые, как все дети, держались за мои пальцы, когда переходили дорогу. Тетя Зина была для них прекрасной матерью, и они очень её любили. Я не слышал, чтобы моя тётя когда-нибудь повысила голос, хотя бы раз прикрикнула или что-то в этом роде. На лице её всегда была улыбка, она была рада всем нам, её близким, и делала для нас всё что могла, не ожидая с нашей стороны никаких благодарностей.
Сейчас я понимаю — её любовь ко всем
Жаль, что всего этого не ценил Володя, теперешний её муж. Он просто использовал её как подручное средство, которое накормит, принесёт продукты и водку из магазина. А без водки он уже не мыслил своего существования. Он мог без еды прожить пару дней, но не без водки! Он сам и не заметил, как попал в другую страну, в другую жизнь: его не интересовали собственные дети или кто бы то ни был — все люди вокруг стали для него тенями, полезными чем-то или вовсе бесполезными, если не пили с ним водку или не приносили её.
Первым ушёл из жизни Роберт, его водитель и собутыльник. Он скончался пятидесятилетним от кровозлияния в мозг после пьянки.
Своих сыновей, когда рядом не было Зины, Владимир Иванович мог послать за водкой в магазин. Потихоньку и они приобщились к «русской нирване».
Пока я размышлял о Володе, мама продолжала рассказывать.
Олег, сын Жоржа, окончил МГИМО в Москве и работает в торгпредстве, в ГДР.
— Мама, — реагирую я на эту новость, — значит, не напрасно Галина Павловна рвала его тетрадки, заставляя переписывать всё заново?
— Ты знаешь, я ведь зла на неё не держу за прошлые наши стычки. Надо отдать ей должное — она выучила и Римму, и Олега, и те чего-то добились в жизни. Воли в ней на пять мужиков, таких как Жорж, хватит, да и природного ума ей не занимать. Благодаря её настойчивости, Георгий поправил своё здоровье и сейчас выглядит неплохо. Они собираются переезжать в Москву. Олег получил там трёхкомнатную квартиру, а в ГДР уехал на пять лет.
— Мам, а как Алик Мильман?
— Окончил консерваторию по классу фортепьяно, даёт концерты. По городу висят афиши с его именем. Большой и грузный стал, как Давид Ильич. Очень одарённый человек! Может, сходим к ним? Да и у Евсигнеева ты не был давно, хотел Коля на тебя в погонах глянуть.
— Конечно, сходим! Вот только сначала с твоими соседями разберусь.
В своих письмах мама неоднократно жаловалась на соседей снизу. Те просто проходу не давали, хотя возраст у пары был старше маминого. Стоило на кухне передвинуть табуретку, как те принимались стучать по водопроводным трубам. и так по каждому пустяку. Когда я вошёл в подъезд и проходил через площадку второго этажа, дверь квартиры приоткрылась и в проёме показалось странное существо с остатками седых волос на голове. Непомерно большой и широкий нос, изрытый оспой, венчали громадные роговые очки с толстыми линзами, за которыми сверкнули неестественно увеличенные глаза-плошки. Глаза провожали меня вверх по лестнице, и я даже обернулся, чтобы ещё раз обозреть это явление, и увидел в дверном проёме, чуть ниже, вторые глаза, на этот раз женские. Две пары глаз буквально впились в мою парадную, светло-стального цвета шинель, и я подумал, что, возможно, старики кого-то ждали и ошиблись.
Но ошибался, оказывается, я. Когда на следующий день я пришёл к домоуправляющему, то к своему удивлению обнаружил на его месте своего старого знакомого. Это был дядя моего друга по аэроклубу Саши Митина, с ним не раз мы встречались в доме Саши и даже выпивали.
— Дядя Вася, как Вы здесь оказались?
— Я-то живу здесь, а вот ты каким ветром, соколик, залетел сюда?
— Так я к маме, в квартиру шестьдесят восемь.
— Ну и дела! Так ты к Прасковье Ивановне? Всё-таки тесно на этом свете! Я живу этажом выше. Достойный человек твоя матушка. С тех пор как она работает в больнице в регистратуре, у нас проблем нет! Примет, всё объяснит и посоветует, к кому обратиться.
— Дядь Вась, а её соседи снизу, они что, в больницу не ходят?
— О! Это отдельная тема. Ну, садись, видно, за этим и пришёл? Соседи снизу лечатся в спецполиклинике КГБ. Он-то служил в войну в СМЕРШЕ, видно, крыша там и поехала. Везде шпиёнов видит. Счас, покажу тебе.
Митин покопался в ящике стола и извлёк папку с тетрадными листами, исписанными крупным почерком.
— Вот, гляди!
Это были жалобы в домоуправление на жилицу из шестьдесят восьмой квартиры, которая постоянно передвигает мебель, громко включает телевизор и принимает «подозрительных гостей». Так в жалобе, постепенно принимающей форму доноса, говорилось о «подозрительном типе с бородкой, по внешности иностранцу» (я сразу понял, что это был Боря, вернувшийся из плаванья).
Вволю начитавшись беллетристики с подписями «Колченогов», в которой, подводя черту, писавшие требовали «принять меры воздействия, иначе копии будут отправлены в вышестоящие органы и в комитет госбезопасности», я поблагодарил Митина, пригласил его вечером на ужин, сообщив, что его племянник и мой друг Сашка вечером приедет ко мне…
Недолго думая, поднялся на второй этаж и позвонил Колченоговым. Дверь мгновенно открылась на ширину цепочки, и знакомые глаза-блюдца за линзами всплыли в дверном проёме, как будто хозяин всё это время стоял под дверью и ожидал звонка.
— Добрый день! — сказал я как можно приветливее. — Вы позволите мне зайти? Я сын Прасковьи Ивановны и хотел бы побеседовать с вами.
Черепашьи глаза будто застыли в мучительном раздумье, пока из-за двери не донёсся женский голос: «Впусти!»
Я зашёл в такую же бедно обставленную квартиру, как у мамы, только у неё была в комнатах чистота, а здесь на потолке висела паутина и все вещи были в беспорядке разбросаны. Сесть мне не предложили, и я стал говорить:
— Я вижу, что пришёл к уважаемым людям с большим жизненным опытом, и надеюсь, что меня поймут здесь. Моя мама, участник войны, после смерти мужа осталась одна, потому что дети разлетелись. Почему бы вам, людям похожих судеб и возрастов, не найти общий язык и не жить дружно, помогая друг другу? Скажите, что мешает этому?