Тайна проекта «WH»
Шрифт:
Буххольц захихикал. Крашке заржал. Было видно, что анекдот им здорово понравился. Вдохновленный расположением моей маленькой аудитории, я продолжал:
— Коммунисты уподобляются герою этого предания. Они полагают, что если отобрать у состоятельных людей их имущество и поделить его между нищими Земли, то бедных не будет и наступит всеобщее благоденствие. Однако историческая практика показывает, что это пагубное заблуждение. Слишком много нищих на свете и слишком мало богатых. Кроме того, факты свидетельствуют о следующем: в тех странах, где коммунисты одержали верх, очень скоро снова произошло расслоение на богатых и бедных, что представляется мне закономерностью, ибо люди по природе своей жадны, завистливы и подлы. Идеи равенства и братства в применении
Обезьяний Зад медлил с ответом. Очевидно, он старался осмыслить сказанное мною и отделить то, с чем он согласен, от того, с чем он не согласен. Крашке молча потягивал пиво. Ему не было дела до всего этого.
— Господин капитан, — заговорил наконец Буххольц, — ваша концепция в общем верна, однако ей не достаёт завершенности. Я придерживаюсь той точки зрения, что нельзя принимать мир таким, каким мы видим его в данный момент. Состояние хаоса не может считаться естественным. Я убежден в том, что в мире давно пора навести порядок. Человеческое общество должно быть если не гармоничным, то упорядоченным.
— Не вижу сил, способных упорядочить мир, — возразил я.
Буххольц загадочно улыбнулся.
— Ну-ну, господин капитан, — сказал он, — об этом мы еще потолкуем при случае. А сейчас пойдем в дом — перекусим, чем бог послал.
Я нарочно не довел до логического конца свои рассуждения о коммунизме, точнее, я не довел их до стадии, угодной Буххольцу. Мне нужно было, чтобы он раскрылся, проявил себя. Большинство пожилых мужчин имеют гипертрофированные представления об их месте, роли и степени полезности в общей системе мироздания. Они склонны к безудержному нравоучительству и влюбляются в тех молодых людей, которые делают вид, что прислушиваются к их сентенциям. На все на это делал я ставку, когда шел к Буххольцу. Однако старик не спешил открывать карты. После обеда, протекавшего под руководством супруги хозяина, последний предложил мне погулять по парку. Герхарду было велено сидеть в беседке и пить пива столько, сколько душе угодно. Показывая мне диковинные растения и давая при этом пространные и весьма квалифицированные пояснения, Буххольц вдруг спросил в упор:
— За что вы ненавидите евреев?
— Ненавижу?! — изумился я. — Да господь с вами! Чувство ненависти вообще чуждо мне, ибо ненависть ослепляет и толкает на необдуманные поступки. Я же привык действовать, повинуясь только доводам трезвого рассудка, и потому евреев всего лишь недолюбливаю.
— За что же все-таки? — допытывался Обезьяний Зад.
— За то, что они обвели фюрера вокруг пальца.
Буххольц удивленно вскинул на меня глаза.
— Будьте добры аргументировать вашу мысль.
— Хорошо, — сказал я. — Надеюсь, вам известно, что шестьдесят богатейших семейств мира — это еврейские семьи?
Старик кивнул.
— Очевидно, вы не станете оспаривать того факта, — продолжал я, — что национал-социалисты пришли к власти, благодаря энергичной поддержке богатейших семейств Германии, которые принадлежали и принадлежат к числу богатейших семейств мира и связаны с ними теснейшими финансовыми и родственными узами?
Мой собеседник нехотя согласился.
— Так вот: помогая фюреру, богатые евреи преследовали три цели. Первая — развязать войну и нажить новые миллиарды. Вторая — уничтожить коммунизм. Третья — истребить бедных евреев, тех самых из среды которых
— Да, да, — пробормотал Буххольц, — богатые евреи могли откупиться, уехать из райха. Или, как Имре Кальман, стать почетными арийцами. Или купить себе чистую родословную.
— Однако фюрер оказался джином, выпущенным из бутылки. Он повел Германию от победы к победе, он повел её к господству над миром. Он стал угрожать самим Соединенным Штатам — этой цитадели еврейства. В конце концов богатые евреи решили покончить с фюрером тем более, что многое из задуманного ими уже было выполнено руками немецких солдат. Они сумели сколотить антигерманскую коалицию из государств, которые еще за год до этого слыли заклятыми врагами. И тогда, не выдержав напора превосходящих сил, райх рухнул под торжествующий хохот еврейских банкиров. Я рассказал вам то, что давно известно всем. Правда, исторический материал подан мною с определенным подсветом.
Последняя фраза была сказана для страховки на тот случай, если бы Буххольц заметил, что я кое-где передернул факты. Но Обезьяний Зад, как и большинство немцев, включая самых образованных, плохо знал историю, ибо эта наука, по мнению многих, не может приносить осязаемой практической выгоды. Старик едва позволил мне договорить. Я почувствовал, что ему не терпится что-то сказать, и умолк. Он стал выплевывать слова и предложения толчками, не пытаясь скрыть дикой злобы. Он почти кричал:
— А мне без разницы, богатый еврей или бедный! Еврей есть всегда еврей! У меня на этот счет своя теория! Две тысячи лет тому назад они были, как все люди. Они имели грешников и святых. Они даже смогли породить Иисуса. Но потом… Двадцать веков непрерывных гонений и преследований! Двадцать веков травли! В борьбе за существование у животных выживают сильнейшие, у людей — подлейшие. Двадцать столетий у евреев выживали наиподлейшие, и в конце концов сформировалась эта современная нация злобных и коварных прохиндеев, потому что от подлеца рождается только подлец. Если мы будем относиться к ним с прохладцей, они погубят нас всех! Их теоретик сказал: «В этом мире имеет значение лишь то, что говорят, думают и делают евреи. Все остальное не имеет ни малейшего значения». Чувствуете, куда гнут эти-свиньи, господин капитан?
То, что сболтнул некогда отец сионизма, было нормальным фашизмом и на все сто процентов соответствовало духу изречений Гитлера о божественном предопределении немецкой нации, однако Буххольц не хотел вспоминать об этом.
— Мой племянник рассказал мне, — продолжал он, — будто вашего отца убили коммунисты. Это правда?
— Моего отца убили русские.
— Да, но комиссарами у них служили евреи! Вы же сами только что изволили говорить, что американские и большевистские евреи объединились с целью удушения райха. Как же можете вы, немец, сын национал-социалиста, относиться к ним всего лишь с неприязнью?
Я улыбнулся, радуясь тому, что начинаю находить общий язык с Обезьяним Задом, и сказал вкрадчиво:
— Вы задели меня за живое, господин фон Буххольц, но тем не менее, я продолжаю считать ненависть плохим советчиком в серьезных делах и полагаю, что сотрясать воздух призывами к уничтожению евреев и коммунистов бесполезно и даже вредно. Поступая так, мы лишь даем пищу красной пропаганде. Кроме того, шумная демагогия вообще противна моей натуре. Я человек конкретного действия.
Обезьяний Зад овладел собой и перестал поносить евреев. Внимательно посмотрев на меня, он произнес с расстановочкой:
— Ну что ж. Это хорошо. Нам нужны люди конкретного действия.
— Что означает «нам»?
Старик не счел нужным отвечать на мой вопрос. Он пустился в пространные рассуждения по поводу красоты и своенравия араукарии чилийской, на которую даже птицы не садятся, такая она колючая.
Когда наша прогулка по парку близилась к концу, Буххольц обронил как бы ни с того ни с сего:
— Приходите к нам в следующее воскресенье. Я познакомлю вас с моим сыном. Сегодня его, к сожалению, нет дома. Мне кажется, вы с ним подружитесь.