Тайна пропавших картин
Шрифт:
Я застонала и закрыла глаза. Господи, неужели всё было правдой?
– Поспи! – услышала я как будто вдалеке голос Гертруды и опять провалилась в темноту…
В следующий раз, когда я очнулась, Гертруды в комнате не было. Потолок уже не казался таким белым: наступил вечер или, может быть, ночь. У камина возился Матвей, в мою сторону не смотрел.
Я, почувствовав, что отлежала руку, попыталась ее высвободить из-под одеяла. Матвей услышал шорох и тут же обернулся. Торопливо
– Саша, как ты? – в его глазах плескалась тревога.
– Хорошо, – отозвалась я.
Действительно, сон пошел мне на пользу. В этот раз я почувствовала себя лучше.
– Есть хочешь?
– Хочу.
Он, довольный, хмыкнул:
– Сейчас…
И засуетился: торопливо шагнул к столу, где стоял котелок, заботливо прикрытый полотенцем; взял металлическую миску, стоявшую здесь же, и, откинув полотенце, полез рукой за картофелиной. Тут же отдернул руку. Я думала – обжегся. Но нет: он просто вспомнил о ложке… Побежал к подоконнику, где дружная семейка столовых приборов стояла в стеклянной банке…
Я переводила взгляд, наблюдая за ним.
Интересно, сколько я уже здесь? Просыпалась днем, а сейчас вечер. То есть прошли целые сутки. Неужели я так долго спала?
Матвей принес картошку в металлической миске. Присел на край кровати.
– Помочь тебе сесть?
– Нет-нет, я сама! – опережая его намерения, торопливо уселась на кровати. Тут же почувствовала головокружение, но постаралась скрыть это от Матвея.
После ужина я сразу заявила Матвею, что мне пора домой.
– Не сегодня! – прозвучал твердый ответ, и стало понятно: спорить бесполезно.
Однако этот упрямец не отпустил меня и на следующий день, когда со мной всё уже было в порядке: и голова не кружилась, и лежать целый день я уже не могла. А ведь сам спал две ночи на полу: мог бы даже обрадоваться моему отбытию.
На вопрос «Почему?» ответил:
– Я специально вас разделил друг от дружки… Чтобы ты со своими родственниками снова не наделала глупостей.
Я поёжилась, с ужасом вспомнив забор, надпись на нем и бедную Лайлу. Но оставаться тут ужасно не хотелось: всё было чужим, включая Матвея.
Тогда я попыталась уговорить его:
– Матвей! Мы поняли свою ошибку и не повторим больше ничего подобного. Поверь!
– Нет! – твердо сказал он, не глядя на меня, и вышел из комнаты.
Мне был слышен звук его шагов по коридору, голос – он поздоровался с кем-то… Потом все звуки смешались воедино – гимназия походила сейчас на большой улей.
«Отойди подальше! – послала вслед Матвею упрямую мысль. – А я сбегу домой».
Истратив десять минут времени на нервное хождение из угла в угол, я решила: мой пленитель уже достаточно далеко, так что и мне пора убегать отсюда.
Свои действия я начала с поиска верхней одежды, которой почему-то не было на вешалке рядом с курткой Матвея. Огляделась вокруг. Странно, где она? Заглянула под кровать, под парты, даже за сложенную около печки поленницу… Нет.
«Не страшно! – подумала гневно, вспомнив Матвея – наверняка он спрятал! – Я и в твоей одежде могу уйти».
На полу у входа лежал ватник. Напялив его на себя, утонула в его просторах. Вроде Матвей не такой большой. Наверно, не его. А-а, неважно. Шагнула внутрь больших валенок, стоявших здесь же. Шапки не нашлось…
«Ладно, подниму воротник. Добегу быстренько, тут недалеко» – решила.
Выскочила в коридор. Но пройдя несколько шагов, столкнулась с тощей, как спичка, женщиной по кличке Тикунья.
…Я помню, когда Матвей привел меня сюда впервые, мы столкнулись с ней в коридоре. Он тогда поприветствовал ее:
– Привет, Тикунья.
Она показала ему некое подобие улыбки, продемонстрировав гнилые зубы. А на меня взглянула так, как будто хотела убить – дай только ей оружие. И еще ощерилась в мою сторону, как злая собака, но так, чтобы Матвей не заметил. Помнится: у меня аж мурашки по коже пробежали…
Не демонстрируя свой страх, который холодом обдал сердце, я шагнула направо, пропуская Тикунью. Она сделала то же и в ту же сторону. Я попыталась улыбнуться:
– Ой, извините! – и подалась налево.
Она подвинулась в том же направлении. А потом вдруг стала напирать на меня своей тощей грудью.
– Иди назад! – сквозь зубы процедила она.
– Что? – не поняла я.
– Матвей просил присмотреть за тобой. Шагай назад, а то как поддам!.. И что он в тебе нашел? Такого парня захомутала, подлюка.
Меня дернуло от последнего слова.
Тикунья подняла вверх маленький кулак с побелевшими костяшками на сжатых пальцах. Я попятилась от нее, потом, повернувшись, почти бегом рванула назад. Такая ударит – не задумается. Как-то мне пришлось услышать разговор двух подобных женщин в очереди. Одна хвасталась другой, как кому-то там разукрасила все лицо. Другая, слушая, хихикала, возбужденно потирая ладошки.
Я торопливо захлопнула дверь и дрожащими пальцами защелкнула щеколду. Кто знает эту дикарку? Еще придет и задушит. И ведь никто выяснять ничего не будет. Полиции больше нет, а новая власть еще не научилась наводить порядок. Ну, а если наводят, так убивают ни в чем не повинных людей. Я вспомнила расстрелянных у забора и содрогнулась. Никогда не смогу этого забыть!