Тайна пропавших картин
Шрифт:
– Ой, что это у нас тут? – удивленно расширила она глаза.
– Да… это я… поскользнулась и упала… И все вывалилось из сумки, – кажется, вранье становится моей второй натурой.
– А что это ты кофт-то натащила? В такую жару!
– Так похолодание обещали к вечеру, – озвучила я уже знакомую отговорку. – Вот я и подготовилась.
– Странно, не слышала, – задумчиво сказала тетя Мотя и направилась к своей сумке, стоявшей на одном из стульев.
Я собрала свои кофты с пола и тоже отправилась на свое место.
Тетя Мотя что-то усиленно стала
– Там уже этот… Бегунов пришел.
– Вы хотите сказать «Прыгунов»? – уточнила я машинально, а внутри меня все похолодело.
– Ну да… Уже ходит по залам, везде заглядывает… В архив зашел, там искал…
«Все! Я пропала! Сейчас начнет свою детективную деятельность здесь, и тут уж точно найдется картина… Впрочем, чего я трясусь? Я ведь именно этого хотела! Притворюсь удивленной, и дело с концом…
Тетя Мотя наконец нашла в своей сумке то, что искала: зеркальце и помаду. Посмотрела внимательно на свое лицо, показывая магическому стеклу то правую щеку, то левую. Затем поизучала подбородок и нос. (Конечно, зеркальце-то с ноготок. Можно час исследовать свое лицо, и времени все равно не хватит!) Наконец, довольная увиденным, накрасила на ощупь губы и засунула свои вещи обратно в сумочку. Сказала мне «Пока» и удалилась.
Вдруг меня как током пронзило. Отпечатки! На рамке мои отпечатки! Много отпечатков! Очень много! В какой-то момент я просто забыла об осторожности со всеми поездками туда-сюда и затянувшимся состоянием «все время в страхе». А ведь в сумке лежат перчатки – с целью не оставлять следов на рамке! Я еще вчера со всей тщательностью приготовила всё необходимое к операции по возвращению картин в музей.
Что делать?!
Я в ужасе заметалась по комнате.
А что, если выставить картину под окно? Вокруг музея – густые кусты. Отработаю день и спокойно заберу «улику», чтобы снова унести домой. Да! Это выход!
Выглянула в коридор – никого. Выхватила ключ от служебки из кармана и закрыла дверь. Затем, сунув ключ обратно, кряхтя, опять отодвинула шкаф, вытащила картину…
Улеглась на подоконник, высунувшись из окна как можно дальше наружу, чтобы опустить картину вниз: тихо и аккуратно.
Только бы не вывалиться вместе с ней! Вот будет зрелище: торчащие кверху ноги, ворованная картина, я, наверняка с шишкой на лбу – всё в одной куче, бери и пиши с меня показания.
Разжала руки, и рамка с грохотом – вот противная! – приземлилась на асфальт. По звуку стало понятно, что дерево не выдержало беспарашютных прыжков и треснуло. Я простонала от чувства досады.
Затем сползла с подоконника обратно в комнату, и тут кто-то дернул за ручку двери с обратной стороны. Сердце мое остановилось.
– А дверь закрыта! – услышала я голос Бегунова-Прыгунова.
Господи, что же делать? Ведь он обязательно въедливо спросит меня: что я делала за закрытой дверью?
Я забегала по комнате. Взгляд остановился на открытом окне. Я схватила сумку, кофты и, торопливо запихивая их внутрь, начала на ходу взбираться на подоконник. Живот… Одна
Под окном, присев на корточки, я торопливо выбросила кофты на асфальт, запихнула картину в сумку, закрыла ее сверху все той же декорацией, пробралась на коленках по кустам, перешагнула низкую решетчатую преграду, отделявшую кустарники от тротуара, и выбралась на пешеходную дорожку. От меня шарахнулась пара чинно прогуливавшихся подростков.
Я, короткими перебежками, пытаясь быть не замеченной Романом, – вечно он торчит на крыльце музея! – устремилась к автобусной остановке.
И только забравшись в тут же появившийся транспорт (хоть с этим мне сегодня везло), плюхнулась на сиденье и облегченно вздохнула…
Глава 11. Надеждой жив человек
Я с трудом разлепила глаза и увидела над собой белый высокий потолок. Наверно, из-за его неестественной высоты мне показалась, что я уменьшилась в размерах. От такой мысли сразу стало не по себе.
Я повела глазами налево, потом направо, и мне предстала во всей красе знакомая до боли ажурная лепнина под самым потолком.
Где я могла уже такое видеть?
Мозг работал плохо. При умственном напряжении в голове что-то пребольно звенело.
Однако я вспомнила.
«Тётина гимназия!» И не просто ее гимназия, а тот самый кабинет, где когда-то проходили уроки арифметики.
Память медленно начала ко мне возвращаться. Вспомнилось, что этот класс теперь вовсе не класс, а комната, где живет Матвей.
«Что же я тут делаю?» – недоуменно пронеслось в голове.
Я скосила глаза, чтобы найти ответ на мой вопрос. И увидела дремавшую рядом, на стуле, Гертруду.
– Гертруда! – с трудом выдавила я из себя.
Та тут же открыла глаза, счастливо засияла и наклонилась надо мной.
– Сашенька! Милая моя девочка! Как ты нас напугала!
– Почему я здесь, а не дома? – натужно прошептала я.
Было так трудно говорить, как будто на моей груди сидел медведь.
– Молчи! Доктор велел тебе меньше разговаривать. Ты еще очень слаба. Пока ничего не спрашивай. Мы потом тебе всё объясним… Ну… только скажу… Ты у Матвея. Просто к нему было ближе…
Когда она это сказала, я сразу все вспомнила. Забор, расстрелянные люди, среди них Лайла…