Тайна римского саркофага
Шрифт:
Но как только коммунисты Рима и партизаны начали приводить план нападения на тюрьмы в действие, он тут же был отвергнут англо-американскими офицерами, осуществлявшими связь с военной джунтой Комитета Национального Освобождения. В результате этого вмешательства союзников немцам удалось осуществить свои злодеяния в Ардеатинских пещерах и увезти с собой из Рима много заложников, которые затем были расстреляны в населенном пункте Сторта, в семи километрах от «вечного города»…
Странный гестаповец
Алексей когда-то читал кое-что о порядках в застенках итальянской полиции, но то, что он увидел в «Царице небесной», превосходило самые страшные картины, создававшиеся воображением. Арестованные спали на цементном полу. С ними разговаривали при помощи «гума» – короткой резиновой дубинки, утолщающейся к концу. Избивали всюду, даже в кабинете врача, если кому-либо удавалось туда попасть. Над входом в коридор кто-то кровью сделал надпись из Дантова «Ада»: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Но надежда, пусть неясная, слабая, все же теплилась в сознании Алексея. «Надо выжить, надо выбраться из этого ада и мстить, мстить!».
Однажды раздался голос:
– Кубышкин, на допрос!
В комнате гестапо Алексея ждал высокий, худой рыжий офицер с темным цветом лица и тяжелыми морщинами вокруг глубоко посаженных глаз. Он то плотно со злостью сжимал тонкие искривленные губы, то кричал:
– Расстреляю! Говори, где помещается штаб партизан! Кто такой Бессонный? Где его найти?
Алексей молчал.
За столом, под портретом Гитлера, сидел еще один офицер, приземистый, тучный, словно туго набитый куль. Сузив косо поставленные глаза, он молчал и внимательно наблюдал за ходом допроса.
В комнате было жарко. Сквозь мутные окна просачивался неяркий свет дворовых тюремных фонарей.
Рыжий офицер опять повторил свои вопросы и расстегнул ворот кителя.
Алексей угрюмо бросил:
– Не знаю.
Тогда рыжий неторопливо закурил сигарету и, выпуская дым сквозь подстриженные усы, стал пристально разглядывать усталое, изможденное лицо Алексея.
– Будешь говорить? – спросил он вновь и, не дождавшись ответа, подошел вплотную.
Алексей смотрел ему в глаза, не мигая. И этот взгляд вывел гестаповца из себя. Наливаясь кровью, он по-бычьему поводил мутными белками.
Багровые щеки его дрожали, разило спиртным запахом. Он сквозь, зубы начал похабно ругаться.
Скупая улыбка заиграла на сухих, потрескавшихся губах Алексея.
– Проучите его! – приказал сидевший за столом офицер.
Рыжий взял со стола плетку и со всего размаха полоснул Алексея по лицу. Потом, отшвырнув плетку, он стал бить его каким-то металлическим предметом по голове. Алексей упал на пол и потерял сознание. Голова и лицо его были сплошь покрыты глубокими кровавыми рубцами.
Рыжий не унимался. Он с остервенением топтал избитого Алексея…
Когда Кубышкин очнулся, на него лили холодную воду. Офицеров в комнате не было.
В душе снова вспыхнули ненависть и презрение к фашистам. Алексей весь дрожал от злости.
Он с трудом поднялся и, покачиваясь, медленно пошел к выходу. Жар волнами подкатывал к сердцу. Голова казалась непомерно тяжелой, раны болели, кровь заливала глаза. В дверях, позвякивая связкой ключей, стоял пожилой тюремщик, чтобы вести его на новый допрос.
– Быстрее! – пробурчал тюремщик и толкнул Алексея в спину.
Ноги подгибались и дрожали. Вот поворот налево, а там комната другого следователя, опять побои…
Тюремщик снова толкнул Алексея, и поворот миновали. Прошли несколько шагов. «Куда он меня ведет?» – подумал Алексей и услышал немецкие голоса.
По тюремному коридору быстро шел человек в форме гауптштурмфюрера СС. Тюремщик прижал Алексея к стене, давая дорогу офицеру. В это же время навстречу вышел Пьетро Кох. Он козырнул гауптштурмфюреру и заговорил с ним по-дружески.
– Почему вы у нас? Ведь вы, кажется, на Виа Тассо, в гестапо? – спросил Кох.
– А мне понравилась ваша тюрьма, – с улыбкой ответил гауптштурмфюрер, – я действую на два фронта…
– Что же, поздравляю… Приехали на допрос?
– Да, надо кое-кем заняться, – эсэсовец козырнул и пошел дальше.
Кох напряженно смотрел вслед щеголеватому эсэсовцу, словно ожидал – обернется или не обернется. Но тот, непринужденно помахивая стеком, шел не оборачиваясь. Тюремщик повел Алексея дальше. Кох тихонько прищелкнул языком и зашагал, стуча каблуками.
Тюремщик ввел Алексея в какую-то комнату. Почти следом вошел и гауптштурмфюрер СС. Он испытующе посмотрел на Кубышкина.
– Идите, – приказал эсэсовец тюремщику и плотно закрыл за ним дверь. Потом не спеша подошел к Алексею и, оглядев его с ног до головы, стал боком.
«Ну, сейчас начнет бить», – подумал Алексей в то время, как офицер стягивал с холеных рук лайковые перчатки.
А тот вынул портсигар, протянул:
– Битте…
Алексей не верил своим ушам. Немец предлагал сигарету! Это что-то новое… И тут произошло такое, отчего Алексей даже присел.
– Здравствуйте, – твердо, по-русски заговорил гауптштурмфюрер СС. – Садитесь, нам надо поговорить.
Алексей смотрел на него не мигая.
– Садитесь, – повторил тот и продолжал тихо: – Вам привет от «Бессонного» с виллы Тай.
Эсэсовец поднес зажженную зажигалку. Алексей прикурил, затянулся. «Провокация? – лихорадочно думал он. – Ну, это у тебя не выйдет»…
– Вы не верите мне… Это понятно, – продолжал офицер. – Но знайте, что я и этот тюремщик – ваши друзья. Не показывайте виду. Я чех, но для вас я немец. Ясно? Я тоже коммунист. Во время мобилизации в германскую армию партия приказала мне поступить на работу в Пражское отделение гестапо. После покушения на Гейдриха я сумел войти к фашистам в доверие, выдавая им кое-какие «сведения», конечно, заранее приготовленные Подпольным комитетом борьбы с фашистами. Отец и мать в это время жили в Лидице. В июне сорок второго года они были расстреляны. Я поклялся всю жизнь мстить немцам за них и за всех тех, кого они уничтожили на чешской земле…