Тайна рождения славян
Шрифт:
«Но позвольте, – скажет дотошный читатель, заглянувший в словарь, – причем здесь деды, если на чешском „dedina“ означает деревня? В таком случае построения недостаточно корректны?» На первый взгляд контраргументов нет. Так мы рассуждаем, когда работаем с топонимом только как с лексической единицей, забыв о том, что одновременно он имеет и топографические характеристики. Во-первых, цепочка топонимов «dedina» развивается в массиве топонимии «ded», не выходя за ее его пределы. Более того, она стартует с севера Чехии, области близкой к исторической локализации дедошан. Это не может быть случайным. Во-вторых, в Чехии, Боснии и Сербии это не только поселения, как следовало бы ожидать, а еще и реки, есть даже один холм. Следовательно, «dedina» – это не географическая характеристика, а ономастическая. Существовала традиция в переносе названий подобного
Центры топонимической и исторической локализации племени дедошан различаются несущественно. Следовательно, самоорганизация произошла неподалеку от места их зарождения. Ее следует относить к Пражской культуре.
2.4. Криве. Кривичи – путь на юг
Мы уже знакомы с переселением кривичей в Восточную Европу [11]. В VII веке они вступили в контакт с балтами и разгромили их культуру Банцырево-Тушемля [6]. Событие было настолько чувствительным, что до сих пор латыши называют русских «криве». Согласно [11], родиной кривичей являются Чехия и Словакия (с большей степенью вероятности последняя), откуда и происходил исход.
Кроме направления на восток имеется распространение топонимов на юг, что свидетельствует о переселении этого племени на Балканы. Здесь сформирован явный массив. Он занимает территории Сербии, Македонии, Черногории, Западной части Болгарии. В восточной Хорватии и Румынии он ограничен с запада Дунаем, а с севера границей Венгрии и рекой Муреш. В Словении, Боснии и западной Хорватии топонимов нет. Несколько представителей попали в Грецию (карта № 48).
Чешско-словацкий и балканский массивы соединяет явная перемычка. Она начинается с Западной Украины (Буковины) топонимом Кривой и следует через верховья Сирета и Быстрицы к верховьям Муреша – Олта. Здесь названия приобретают местный колорит Crivesti, Crivilesti. У города Брашов маршрут разделяется на две ветви. В начале одной находится селение Crivineni, другой – Crivinаmiса. Примечательно то, что они расположены по разные стороны Южных Карпат.
Переход был осуществлен в районе верховьев реки Яломица, далее спустились по долине реки Дымбовица к Бухаресту (которого еще не было). Путь закончился у побережья Черного моря речушкой Krivodati (фото № 10).
Вторая ветвь некоторое время следовала вдоль северного склона Южных Карпат, которые в конце концов решилась перейти около пика Молдовяну, находящемся у истоков реки Арджеш. Далее путь следовал к устью Жиу, являющейся притоком Дуная, который форсировали у болгарского населенного пункта Krivodol. Примечательно, что даже во влашской среде первородное имя осталось в течение почти полутора тысяч лет нетронутым. Идентично чешским и словацким топонимам существуют Crivа и Crive de sus (Крива верхний, рум.).
Карта № 48. Топонимия «kriv – criv»
Форсированием Дуная западной ветвью начинается масштабное проникновение топонимов «kriv» на восток Балкан. Основная масса двинулась в Сербию, Черногорию и Македонию. Здесь она оставила весьма примечательные траектории перемещений (отмечено штрих-пунктиром). Преимущественно это микрогидронимы, Krivakosa, Krivonos, Krivabrod, Krivareka. Можно было бы попытаться отнести это на счет характеристики объекта (Кривая река, Кривая коса), но нахождение их в «кривических» массивах заставляет отклонить это предположение. Первопроходцы в первую очередь называли водные объекты. Среди балканских топонимов имеется один весьма примечательный композит Kriva-rus. Представляет интерес механизм его формирования, очевидно, заключающийся в слиянии общностей кривичей и русов. Пока этот пример в топонимике не имеет прецедентов.
Как мы видим, кривичи переселялись на Балканы исключительно восточными областями, минуя территорию Венгрии и Словении. Вторично форсировав Дунай у Белграда, только
Фото № 10. Переход кривичей через Южные Карпаты (затемненная область – горы) (Картографические данные © 2015 Google)
2.5. Лада, Лель и примкнувший к ним Ослад
Лада – богиня веселья, благополучия и согласия в семье и невест. Праздник в ее честь, 25 мая, назывался Стадо. Ее муж – чешский бог войны Ладон (бог и дракон в греческий мифологии), русский вариант Ляд. Лель – солнечное ласковое божество. По-латышски означает «ясный». У западных славян изображался мальчиком со спаривающимися голубями на голове. На Руси это был юноша с горшком, из которого произрастают злаки. В мифологии фигурирует божество с неизвестныыми функциями Лелюй, Лелек – добрый дух, стерегущий зарытые в землю сокровиша и отдающий их только хозяину или наследнику, лелека – птица Лели, аист [72]. Поскольку, как мы увидим далее, ситуация с данными божествами далеко не однозначная, то приведем ряд объемных дословных цитат из трудов этнографов, мифологов и лингвистов.
Ченстоховская рукопись Яна из Михочина (1423 год) гласит: «…наши старики, старухи и девушки не молятся о том, чтобы стать достойными восприятия святого духа, но в эти три дня, когда надлежало бы предаваться размышлениям (троицын и духов день), сходятся старухи, женщины и девушки, но не в храм, не на молитву, а на пляски; не к богу взывать, но к дьяволу: Issaya, Lado, Hely, Laya. Если таковые не покаются, то пойдут вместе с Lassa, Lado на вечные муки». В польских церковных наставлениях 1420-х годов, опубликованных Станиславом Урбанчиком, указывается: «Запрещаем также пляски и песни, в которых называются имена идолов: Lado, Ileli, lassa, Tya, проводимые во время зеленых святок, когда истинно познавшие Христа должны усердно просить бога, чтобы им по примеру апостолов воспринять дух святой». «С начала XV века поляки еще и посейчас около зеленых святок чествуют своих божков: Alado, Gardzyna, lesse… Этим божкам плохие христиане оказывают бoльшую честь, чем богу: девушки целый год не ходят в костел молиться истинному богу, тогда как на чествование этих своих божков они привыкли приходить» [5].
Матвей Меховский упомянул, что в честь богов поют «старинные песни с рефреном: «Lada-Lada, Ileli-Ileli, Poleli», сопровождая их танцами». Он считал, что Лада – это античная Леда, мать Кастора и Полидевка, которых в славянском пантеоне представляли Лель и Полель. В Mater Verborum Лада соотносится с Венерой. А. С. Фаминцына пришла к выводу, что Лада – богиня брака и веселья, связанная с весенними и свадебными обрядами, славянская Bona dea (Благая Богиня, дочь Фавна).
В XVII веке Иннокентий Гизель в своем «Синопсисе» в дополнение к рассказу «Повести временных лет» об идолах князя Владимира приписывает древним языческим русам тех же богов: «…четвертый идол – Ладо. Сего имяху бога веселия и всякого благополучия. Жертвы ему приношаху готовящийся ко браку, помощию Лада мнящи себе добро веселие и любезно житие стяжати. Сия же прелесть от древнейших идолослужителей произыде, иже неких богов Леля и Полеля почитаху, их же богомерское имя и доныне по неким странам на сонмищах игралищных пением Лелюм-Полелем возглашают. Такожде и матерь лелеву и полелеву – Ладо, поюще: Ладо, Ладо! И того идола ветхую прелесть дияволю на брачных веселях, руками плещуще и о стол бьюще, воспевают» [5].
По представлениям польской и русской «кабинетной мифологии» раннего Нового времени (XVI–XVII века), Лель – это славянское божество любви и брака. Его образ проник в художественную литературу классицизма и романтизма, он нередок в литературе и искусстве этого и последующих периодов. Державин упоминает его в своих песнях. У Пушкина в «Руслане и Людмиле» на пиру князя Владимира Баян славит «Людмилу-прелесть и Руслана, и Лелем свитый им венец», не говоря уже о «Снегурочке» А. Н. Островского. Верным спутником Лады считается Ослад, так как брак и любовь всегда находятся рядом с пирами и наслаждениями.