Тайна рукописи
Шрифт:
– Идите в свою комнату, мисс Лейн, и не выходите оттуда – ни при каких обстоятельствах – до моего возвращения. Вы меня поняли?
Я ни за что на свете не буду сидеть где-нибудь и тихо ждать смерти, о чем я тут же поставила Иерихона в известность.
– Я не пойду наверх прятаться от...
– Немедленно.
Я уставилась на него. Я ненавидела эту его привычку прерывать меня командным тоном. У меня была для него новость: я не Фиона, которая ловит на лету крохи его благосклонности и слушается каждого его приказа, поскольку вслед за ним может последовать благодарность.
– Ты не можешь приказывать мне, я не Ф...
В этот раз я была рада, что Бэрронс оборвал меня прежде, чем я успела выдать
– Вам что, есть куда пойти, мисс Лейн? – холодно спросил он. – Неужели?
Его улыбка меня испугала. Это была широкая улыбка мужчины, который может полностью управлять нужной ему женщиной.
– Вы собираетесь вернуться в «Кларин-хаус» и надеетесь, что Мэллис вас там не отыщет? У меня есть новость для вас, мисс Лейн. Вы можете плавать в озере со святой водой на лодочке из чеснока, громко крича Мэллису, что вы его не приглашаете, но это не остановит вампира, который обильно и регулярно питается. Или вы намерены найти новый отель, в надежде что там не окажется осведомителей О'Банниона? Нет, я понял, вы собираетесь вернуться домой в Джорджию. Так ведь? Жаль разочаровывать вас, мисс Лейн, но для этого уже слишком поздно.
Я не хотела знать, почему именно слишком поздно: имел ли он в виду О'Банниона, который не упустит меня, или готов с застывшими глазами, которые пойдут на все, лишь бы доставить удовольствие своему «Мастеру». Или же Бэрронс сам начнет за мной охоту...
– Ублюдок, – прошептала я. До того как он начал таскать меня от дома одного «игрока» к другому, до того как он заставил меня ограбить вампира и гангстера, у меня еще был шанс. А теперь это совсем другая игра, и я играю в полной темноте, а у противников не только есть приборы ночного видения, они, в отличие от меня, еще и знают правила игры. И я подозревала, что эта ситуация – тоже часть плана Бэрронса: ограничить мои возможности, лишить меня самостоятельности и оставить мне лишь одно – потребность в нем, чтобы выжить.
Я злилась на него и на себя. Я была полной дурой. И не видела выхода. Хотя и не была еще абсолютно беспомощной. Я нуждалась в нем? Ладно, я могла это стерпеть, поскольку он тоже нуждался во мне и я никогда не позволю ему забыть об этом.
– Ладно, Бэрронс, – сказала я. – Но я оставлю копье у себя. И это не обсуждается.
Я подняла копье, которое до сих пор держала. Возможно, я не могу противостоять вампиру и гангстерам, но уж эльфы у меня получат по полной программе.
Иерихон несколько мгновений смотрел на копье с выражением, которого я не могла определить. Потом ответил:
– Оно и предназначалось вам, мисс Лейн. Думаю, вам стоит снять его с древка, чтобы сделать удобнее. Древко не обладает силой, важен лишь сам наконечник.
Я моргнула. Предназначалось мне? Бэрронс не только мог получить редкостные шансы на черном рынке. Он ведь тоже был ши-видящим и мог использовать копье в личных целях. И вот он говорит, что я могу оставить оружие себе?
– Правда?
Он кивнул.
– Слушайтесь меня, мисс Лейн, – сказал Иерихон, – и я помогу вам остаться в живых.
– Мне не нужно было бы спасать свою жизнь, – едко ответила я, – если бы ты сам не втравил меня в эту дрянь.
– Вы пришли ко мне в поисках «этой дряни», мисс Лейн. Вы явились сюда, воплощенная невинность и глупость, и спросили о «Синсар Дабх». Помните? Я посоветовал вам отправляться домой.
– Ага, но это было до того, как ты понял, что я могу находить артефакты. Иначе ты связал бы меня и накачал наркотиками, лишь бы удержать. – Я знала, в чем его обвиняю.
– Возможно, – согласился Бэрронс, – но, подозреваю, я нашел бы куда более действенные методы привлечь вас на свою сторону.
Я резко взглянула на него. Он не шутил. И я не хотела знать, что означали его «более действенные методы».
– Однако, учитывая ваш ум, мисс Лейн, думаю, это не понадобится, не так ли? Что возвращает нас в исходную точку. Отправляйтесь в свою комнату
Мама всегда говорила, что послушание – одно из моих достоинств. Она была права. Произнести хоть слово – означало принять безоговорочную капитуляцию или, как минимум, признать, что я уступаю ему, а я не хотела в этом признаваться, поэтому просто уставилась на копье в полной тишине. Если я отломаю древко у самого наконечника, оно как раз будет длиной сантиметров в тридцать. Острое лезвие у самого основания было около десяти сантиметров шириной. Без сомнения, копье поместится в самую большую из моих сумочек, если мне удастся расположить его так, чтобы острие не пропороло кожу, а заодно и мой бок.
Когда я отвела взгляд от копья, я поняла, что осталась в одиночестве.
Бэрронс ушел.
У моих родителей есть несколько забавных утверждений. Они были рождены в другое время и в другом поколении. Их девиз – «тяжелая работа ради тяжелой работы». Конечно, у них были свои проблемы, которые у моего поколения, у «поколения требующих», вылились в собственные трудности.
Например, родители воспитывали детей, которые свято верили, что заслуживают всего наилучшего уже потому, что появились на свет, а если мама и папа не угождают их малейшим капризам, то тем самым подталкивают своих детей к жизни в остракизме и к дальнейшим ошибкам. Выросшие на компьютерных играх, спутниковом телевидении и Интернете, окруженные последними достижениями в сфере электроники, пока родители из кожи вон лезли, зарабатывая на это деньги, большинство моих ровесников верили, что если с ними что-то не так, то это не их беда, это вина родителей, которые не проводили с ними достаточно времени. Это злобный маленький пункт 22 [19] для родителей, с какой стороны ни посмотри.
19
Пункт 22 – выражение пришло из одноименного романа Дж. Хеллера (1961). Согласно этому пункту летчика можно отстранить от полетов, только если он сам об этом заявит и если при этом его признают сумасшедшим. Однако любой, кто обращается с такой просьбой, уже не сумасшедший, а каждый, кто с готовностью продолжает летать, безумец по определению, но отстранить его нельзя – он не сделал заявления.
Мои родители ни в чем не были виноваты передо мной. Все ошибки, которые я совершила, лежали на моей собственной совести. Все эти околичности, собственно, сводятся к одному: я начала понимать, что имел в виду папа, когда повторял: «Не говори мне, что не хотелаэтого делать, Мак. Умысел или ошибка – результат один и тот же».
Теперь я это понимала. Вот и вся разница между непредумышленным и запланированным убийством: убитый остается убитым, и я сильно сомневаюсь, что отсутствие умысла и улик чем-то ему поможет.
Спустя один апельсин, два шоколадных батончика, пачку крендельков и двадцать шесть часов, по умыслу или по ошибке, но на моих руках была кровь.
С первых моих дней на земле я никогда не была такой счастливой, как в то утро. Я закончила заниматься тем, чем поклялась никогда не заниматься: ежиться в ярко освещенной временной спальне изо дня в день, уничтожая скудные съестные припасы и размышляя о том, какой план придумал Бэрронс и способен ли этот план защитить нас от банды Роки О'Банниона. Я пессимистично заключала, что такого плана нет. Даже если Иерихон сумеет отпугнуть некоторых людей О'Банниона, придут другие. В самом деле, ну как может человек надеяться выстоять против беспощадного гангстера и подчиненных ему бывших бойцов и убийц, которые однажды в течение одной ночи отняли двадцать семь жизней?