Тайна рукописного Корана
Шрифт:
— Убирайтесь-ка вы лучше к своему султану «аллахичун-ватаничун», — поддразнивала аскеров отважная горянка, а турки тем временем все ближе подбирались к ней. Раздалось еще несколько выстрелов, и горянка на них уже не отвечала. «Наверное, они убили ее?» — подумал Саид Хелли-Пенжи, бежавший к своему ошалевшему коню. Но не успел еще он поймать коня за уздечку, как из подворотни выскочила горянка, схватила коня, легко вскочила в седло и быстрее ветра умчалась из аула.
— Эй ты, это мой конь! Остановись! — кричал ей вслед Саид Хелли-Пенжи, но было поздно. — Проклятье!
Он выхватил наган
— Дайте мне коня, я догоню ее!
— Убирайся вон! Пока цел!
— Дайте коня, прошу вас, она угнала моего, и я доставлю ее к вам.
— Уже не догонишь, — с досадой махнул рукой Ибрахим-бей и, подозвав адъютанта, приказал сжечь все хлеба на току и на полях.
Сделав свое черное дело, похоронив убитых аскеров, чуть поредевшая в стычках сотня Ибрахим-бея двинулась к Усиша.
— Ты пойдешь с нами! — сказал турок Саиду Хелли-Пенжи.
— Сейчас не могу. — Саид изъяснялся с ним на смешанном языке — несколько слов из кумыкского, несколько из азербайджанского языка, но турок хорошо его понимал. — Мне надо навестить свою больную тетку, господин офицер. Прошу вас, уважаемый…
— Пойдешь с нами, говорю я тебе! — тоном, не терпящим возражений, повторил Ибрахим-бей.
— Зачем я вам нужен?
— Будешь нашим проводником и переводчиком. К тетке мы тебя отправим, когда завершим свою миссию. А пока скажи, кто ты?
— Я правоверный мусульманин…
— Мусульмане, как видишь, теперь разные.
— Да, твоя правда, — кивнул Саид, идя рядом с конем Ибрахим-бея. — Я готов служить вашему знамени, но…
— Никаких «но»! И поклянись на коране служить нам верой и правдой, не то…
— Но господин паша…
— Я все сказал.
— Тогда дайте мне коня, как же я могу служить вам, вы верхом, а я пеший. Я ведь отчасти благодаря вам потерял своего коня. Конный пешему не друг…
— И мой конь что-то захромал. Проклятый кузнец в Киша, видно, загнал гвоздь в мясо!.. — в сердцах проговорил Ибрахим-бей. — Люди здесь позабыли аллаха… И тебе я тоже не поверю, пока не поклянешься!..
И Саид Хелли-Пенжи поклялся на коране, услужливо поданном ему адъютантом юзбаши. [10] После этого ему дали коня, надели и феску.
— Чем ты до сих пор занимался? — спросил Ибрахим-бей.
— Добро искал.
— Где?
— В Большом ореховом лесу.
— Выходит, лесной брат? Ну и что ж, нашел добро?
— Ничего я не нашел, кроме этих ран! — Саид показал свои руки. — Авось с вами найду. Не здесь, так, может, в Турции.
Забыл, видно, горец завет предков: умри, но родной земли не покидай!
10
Юзбаши — сотник (тюрк.).
— Мы прибыли сюда по воле аллаха, хотели помочь вам…
— Да воссияет на земле и на небе слава аллаха! — согнувшись в учтивом поклоне, проговорил Саид, а про себя подумал: «Хорошо бы войти к ним в доверие, — и может, правда заберут меня с собой…»
— За годы владычества в Дагестане русские, с тех пор как пал могущественный трон третьего имама, вышибли из горцев всякое благоразумие. Но аллах велик, и с его помощью мы вернем вас под небо единоверия! Ты согласен со мной?
— Я молюсь за это! — ответил Саид Хелли-Пенжи.
— Хорошо ли ты знаешь здешние дороги?
— Любое четвероногое животное могло бы мне позавидовать!..
— Тем лучше. В таком случае ты прямиком поведешь нас к нашему кунаку, который ждет нас у предгорья…
— Хоть к самому дьяволу, моя тропа слилась с твоей, дорогой Ибрахим-бей, и я обнаруживаю в себе, что рад этому.
— А ты языкастый! Не знаю только, к добру это или нет?..
— Языкаст, да неудачник.
— С нами познаешь удачу.
«Поживем, увидим», — подумал про себя Саид Хелли-Пенжи.
— А знаешь ли ты нашего кунака, хозяина талгинских владений?
— Кто на плоскости не знает этого дьявола в облике человека. Кому неведом этот набитый соломой мешок, этот хромой бес. Этот…
— Ну хватит, хватит! Ха-ха-ха, я вижу, он тебе крепко прищемил хвост! Ха-ха-ха!
— Хитер и коварен ваш кунак.
— Это не порок. Хитрость — лучшее оружие, утверждает наш пророк.
— На нем кровь моих лесных братьев. И меня он ловко обманул. Но я еще отомщу ему!
— Ну, ты брось! Знай, если хоть один волос упадет с его головы…
— А у него их и нет, волос-то. Лыс, как шайтан, и жирный, точно свинья. Я должен во что бы то ни стало отомстить ему!..
— Считай, что я предупредил тебя. После доброй драки люди становятся друзьями, и ты помиришься с ним.
— Волк лисе не друг.
— И все же тебе придется уступить.
— Посмотрим, — нехотя выговорил Саид Хелли-Пенжи, говорится же у горцев — на чьей арбе едешь, того и песню пой. — Видно, аллах мне вас послал. А я-то уж думал у своей старой тетки обрести хоть недолгий покой.
— Нет в этой жизни покоя. Покой в могиле! А туда мы еще успеем, не сегодня, так завтра будем там. Сейчас же поспешим к Исмаилу, он, наверно, заждался. Мы обещали ему еще на той неделе прибыть. Не знаешь, много ли у него людей?
— Не знаю! Знаю, что баранов много…
Вперед был выслан дозор из трех всадников: мало ли что может приключиться в этих проклятых горах…
Вступая в Дагестан, Ибрахим-бей был полон самых радужных надежд в отношении горцев, очень верил, что они встретят его с распростертыми объятьями. Он считал свою миссию очень почтенной для правоверного: шутка ли, ему поручено вернуть в лоно истинной веры заблудшие души некогда славных своей особой храбростью, воинственных горцев. Юзбаши готов был костьми лечь, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Однако уверенность Ибрахим-бея в том, что удача дастся легко, очень скоро поколебалась в его душе. На деле все получалось не так, как он того ждал. И в мозгу уже не раз копошилась мысль: «И зачем мне все это нужно? Не лучше ли воротиться к себе домой…» Легко сказать, воротиться, а что он скажет тем, кто послал его сюда? Никто его не поймет. Вышвырнут из армии, и дело с концом. А как тогда жить? Он не мыслил себя вне армии.