Тайна рукописного Корана
Шрифт:
Саид Хелли-Пенжи вышел проветриться. Неподалеку от лагеря аскеры просеивали ячмень, а затем насыпали его в мешки — припасали корм для коней, готовые в любую минуту пуститься в поход. Саид прошел в сторону водопада, куда по склону спускался тенистый буковый лес, разделся и уже хотел подставить свое разгоряченное от хмеля тело под холодную струю, как вдруг увидел, что к его одежде подошли двое каких-то подозрительных людей.
— Кто вы и что вам нужно? — спросил он, машинально отвернувшись от них и прикрывая ладонями укромное место: спина боится, лицо не видит.
— Мы тебя не тронем. Нам бы только спросить надо: не знаешь ли ты некоего Саида Хелли-Пенжи?
— А зачем он вам нужен?
— Нам сказали, что он вместе с турками прибыл к Исмаилу. Ты не видел его?
— Видел… — Мысли завертелись в голове у Саида, а на лице отразилось беспокойство.
— Где он сейчас?
— В доме у Исмаила! Где же ему быть? А кто вы все же будете?
— Мы сыновья Абу-Супьяна, человека, которого он убил. Могила отца ждет его крови, вот за этим он нам и нужен.
— Ну, а я-то здесь при чем. Ловите того, кто вам нужен, и не мешайте мне, я хочу искупаться! — сказал Саид Хелли-Пенжи, внутренне сжавшись от страха за свою шкуру.
— Не будем тебе мешать. Но мы недалеко уйдем, и, если увидишь его, передай, что и под землей ему от нас не спрятаться.
— Передам.
Высказав свой приговор, пришельцы удалились. Саид для виду на минуту встал под струю, быстро оделся и бежать.
А сыновья Абу-Супьяна между тем встретились с Мустафой, сыном Али-Шейха.
— Что же вы отпустили его? — вскричал он.
— Кого?
— Саида Хелли-Пенжи.
— Да разве это он?
— Я, правда, издалека его видел, но, по-моему, он.
— Ох, подлец! Ну, тем лучше! Пусть подготовится к смерти. Мы, по крайней мере, теперь знаем, каков он из себя, и второй раз живьем из рук не выпустим.
— А сейчас пока идемте отсюда! Если это он, может учинить погоню.
— Мы пойдем к тебе, Мустафа. От тебя до него ближе.
— Буду рад. Я затем и ехал, чтобы пригласить вас к себе.
Отъявленный головорез Саид Хелли-Пенжи еще ни разу не испытывал такого страха. Выходит, звезда его пока не закатилась. Ведь сегодня он избежал верной смерти. Саид проклинал того, кто в злосчастную ночь был его спутником. «Говорил же я ему, — твердил про себя Саид, — чтобы не убивал старика. А теперь вот мне расплачиваться!..» Правда, старик оказался уж очень несговорчивым, стал размахивать кинжалом и кричать: «Убейте, но книги этой я вам не отдам!» Ну, нервы, конечно, не выдержали, и тот вонзил кинжал прямо в самую грудь старика, точнее, не вонзил, а бросил издалека, как в ствол дерева. А старик и мертвый цепко держал в левой руке эту злополучную книгу с медной застежкой, так что еле ее вырвали. Но убийце тоже не повезло. В следующую же ночь и его прикончили у Куймурской башни. А Саид теперь за все в ответе.
Ночь была облачной и беззвездной, когда Хасан из Амузги подъезжал на своем белом коне к стану Исмаила в Талгинском ущелье. Ехал он вдоль речки и только хотел свернуть в сторону, чтобы не нехоженой траве, неслышно подъехать прямо к дому, как из кустов, словно бы давно его поджидавшие, выскочили несколько человек, и не успел Хасан взяться за оружие, его стащили с лошади, попробовали поймать и коня, но Хасан свистнул, конь вырвался и ускакал прочь. Присмотревшись, Хасан понял, что его связали не люди Исмаила, а турки.
— Ведите меня к Исмаилу, — сказал он. — У меня к нему срочное дело.
— Ты не первый, — ответили ему, — кто рвется к Исмаилу. Тут недавно двое тоже к нему просились. Не торопись. Завтра вы все увидите своего Исмаила.
С этими словами один остался на посту, а двое повели Хасана и втолкнули в хлев крайнего дома, где уже сидели и те двое, о ком говорили стражники. Заперев хлев, турки ушли. Двое пленных до Хасана были не кто иные, как те, от кого Хасан из Амузги спас прелестную Муумину.
— Вшивые турки еще кого-то поймали, — проговорил один из них. — Эй, кто ты?
— Я? Сын своего отца, — проговорил Хасан.
— А кто твой отец?
— Время.
— Смотри какой загадочный, а? Ну и шайтан с тобой!
— И верно! Не связывайся с ним, — поддержал его дружок.
— Ну и задаст же завтра наш Исмаил этим туркам за то, что упрятали нас сюда! — тешил себя надеждой Аждар.
— Вряд ли. Боюсь, что Исмаил и сам у них в руках.
— Да что ты говоришь, он их очень ждал, они его кунаки.
— Сейчас, брат ты мой, такие пошли кунаки, явятся к хозяину и говорят: «Ну-ка, вытряхивайся и живи на нижнем этаже вместе со скотом, а нам здесь нравится». Боюсь, как бы завтра Исмаил при всем честном народе не огрел нас плетью.
— За что?
— А коран? Разве этого мало?
— Так что мы могли сделать, если его там нет? Подобрал, наверное, какой-нибудь куймурец…
Услыхав последние слова, Хасан насторожился: значит, коран где-то, но не у Исмаила.
— У меня мыслишка одна есть, — проговорил Аждар. — Пусть хозяин даст нам десятка два овец, пригоним их в Куймур и попросим, чтобы глашатай объявил; мол, кто принесет коран с медной застежкой, тот получит в обмен десять — пятнадцать барашков. Какой куймурец устоит перед такой платой!..
— Верно ведь говоришь! Ну и голова у тебя, как у мудреца.
— Не велик мудрец. Из медресе меня выгнали за то, что я не мог вызубрить молитвы. Казалось, уж запомнил, а стоило мулле назвать меня, все вылетало из головы.
— Да, не повезло нам.
— Повезет еще, Исмаил поможет. Он с турками такое затеял! Похоже, хочет, чтобы Дагестан впал в зависимость от Турции.
— И что это будет значить?
— А то, что будем входить не в состав России, как раньше, а примкнем к Турции.
— И турки ощиплют вас, как зарезанных кур, да бросят в кипящий котел султана! — не выдержал Хасан.