Тайна рукописного Корана
Шрифт:
— Мне нужен ключ.
— Постараюсь достать его. Но сейчас главное — спасти тебя.
И Саид Хелли-Пенжи, словно опомнившись, толкнул осла вперед и стал хлестать плетью Хасана. Делал он это с таким усердием, что Хасан, озверев от боли, все повторял про себя: «Ну и негодяй!» Однако сейчас Хасан готов был вынести и не такое, лишь бы удалось уйти, одурачить торжествующих врагов, подвергших его унизительному позору. Одурачить их и хоть одним глазом подсмотреть, как они при этом будут выглядеть!..
Хасана тем временем подстерегала еще одна нежданная неприятность, которая любого другого на его месте сломила бы вконец… Страдая от унижения, он тем не менее не раз с чувством, близким к радости, думал, что, слава аллаху, Муумина, эта наивная, славная девушка, которой свет еще представляется в радужных красках, не видела его позора, не видела, как зло могут глумиться люди, подчинившиеся воле сильного, не видела, как бесноватая толпа с гиканьем кружилась вокруг него, забрасывала грязью…
Едва осел вошел во двор Исмаила и отвязанный Саидом Хасан малость пришел в себя, перед ним словно из-под земли вырос Ибрахим-бей.
— Ну, что скажет нам пленник? — злорадно полюбопытствовал он. — Надеюсь, твои люди теперь откажутся от тебя, если у них, конечно, есть головы на плечах. После такого позора ты уже не сможешь быть им полезным. — И, обернувшись к хозяину дома, добавил: — Что, Исмаил, может, отпустим его?
— Вытолкайте со двора, под зад коленом! — приказал своим людям Исмаил. — Пусть убирается на все четыре стороны. С человеком, перенесшим такой позор и оставшимся после этого жить, я словом не перемолвлюсь. Другой размозжил бы себе голову о стену, а он даже на это не способен!
— Никуда я отсюда не пойду! — твердо проговорил Хасан. Он понял, что его решили уничтожить — выведут за околицу и прикончат.
— Еще как пойдешь! Чего тебе здесь делать? Мне ты не нужен! — Губы Исмаила зло скривились.
— Тебе не нужен, может пригожусь турецкому эпсуру. [15]
Ибрахим-бей довольно улыбнулся, — мол, вот как спесь сбивают.
— Почисть-ка мои сапоги! — приказал он.
Хасан с подчеркнутой готовностью, поспешно вышел на террасу, отыскал сапоги, начистил их до блеска и вернулся в дом. Ибрахим-бей выставил ногу, — надевай, мол. Ничего не поделаешь, Хасану пришлось и с этим смириться. Но едва он стал натягивать сапог, турок вдруг принялся неистово бить Хасана этим самым сапогом прямо в лицо, в живот… Бил и все приговаривал:
15
Эпсур — офицер.
— Будешь еще хватать турецкого офицера за горло? Будешь?..
Хасан упал, изо рта его хлынула кровь, он застонал. А перед глазами вдруг возник отец, амузгинский кузнец Ибадаг. Ибадаг — это значит пророк. И он был пророком. В своем деле отец был искусней всех других мастеров. Он ковал особой прочности сабельные лезвия с чеканным изображением змеи на них, ковал и лезвия для кинжалов со звездой и полумесяцем. И не случайно, когда Ибадаг работал, сын — тогда еще юноша — всегда был при нем: сидя в седле на коне, он ждал мгновения, когда можно схватить раскаленную саблю за рукоять и умчаться, размахивая ею изо всех сил, — это придавало стали особую прочность.
«Хорошо, что отец не дожил до моего позора!» — подумалось Хасану… Пересиливая боль, он попытался подняться. В это время распахнулась дверь, и вернувшиеся из Куймура Аждар с Мирзой втолкнули в комнату девушку. Хасан встал. Не поверив глазам своим, он встряхнул головой. Перед ним была Муумина. Она бросилась к нему со слезами:
— Хасан! Хасан! Я же звала тебя! Почему ты не пришел?.. Они били меня! Спаси!..
Хасан еле держался на ногах.
— Муумина!..
О, если бы кто-нибудь видел лицо Хасана из Амузги в этот миг! Что только не пережил он. И стыд, и страх за это безвинное существо!.. Все перепуталось в нем.
— Хасан!
— Это еще что! — вскочив с места, подлетел к растерянным Аждару и Мирзе Исмаил. — Зачем вы привели сюда эту девчонку? И где то, что я от вас ждал?..
— Вот затем… мы и привели ее, — забормотали прислужники. — Она знает, где коран, но не говорит, уважаемый Исмаил.
— Кто она?
— Дочь одного куймурского слепца.
Исмаил рванул Муумину за руку. Девушка, жавшаяся к Хасану, не удержалась на ногах, отлетела и повалилась на тахту. И, тут же вскочив, взмолилась:
— Что вы хотите от меня? Я ничего не знаю. Никакого корана и в глаза не видала! Отпустите, люди добрые! — Муумина бросилась в ноги Ибрахим-бею: — Отпустите меня! Дома слепой отец. Он совсем один, пропадет без моей помощи.
Ибрахим-бей поднял девушку, утер своим платком слезы на ее щеках и сладострастно воззрился на трепещущее от страха создание.
— Я и подумать не мог, что в этих суровых горах водятся такие чудесные цветы! — Турок крутанул ус и добавил: — Это же сама гурия, суженая праведнику в раю после смерти! И откуда она такая взялась?
— Наш край не столь скуден, как тебе кажется, уважаемый Ибрахим-бей, — подобострастно склонился перед гостем Исмаил. — Что, нравится?
— Еще бы. Она достойна украсить гарем могущественного султана. Хвала ей!
— Что ж, по нашему обычаю, все, что ласкает глаз кунаку, принято дарить ему. Так тому и быть! Вот только вытянем из нее, где упрятана святая книга!..
Исмаил говорил, а сам торжествующе поглядывал на Хасана. Наконец-то этот человек покорен и к тому же, конечно, страдает из-за девушки. Это-то Исмаил понял сразу, и сейчас он с удовольствием делал свое любимое дело — добивал жертву.
— …Валлах-биллах, [16] эта девушка очень даже мила, — сказал он с похотливой ухмылочкой. — Ну, дочь моя, скажи, где находится коран с медной застежкой, и мы отпустим тебя…
16
Валлах-биллах — ей-богу.
— Не говори, Муумина! — крикнул Хасан. И голос его звучал так, словно требовал: «Умри, но молчи», а лицо выражало только одно: «Что будет, что будет с бедной девушкой?!»
— Уведите его! — приказал Исмаил. — Да смотрите в оба, чтоб не сбежал, он еще понадобится мне для потехи. А ты, Саид Хелли-Пенжи, останься здесь!
Хасан побледнел. Последнюю надежду на помощь он связывал с Саидом…
Аждар и Мирза вывели Хасана. Во дворе Хасан увидел своего белого коня: оседланный, со свисшей на землю уздечкой, словно бы только прискакал. Оно и верно. Бедный конь три дня искал хозяина, ждал его на окраине села. А как-то ночью еле спасся от волков и вот наконец забрел сюда.