Тайна рукописного Корана
Шрифт:
Хасан из Амузги пришел в себя, но глаза открыть не решался. Попробовал шевельнуть пальцами и понял, что руки у него связаны и он полулежит на саманном полу, прислонившись к стенке. Ни оружия, ни пояса на нем не было.
— Ты не очень его пришиб? — это сказал старик, Хасан узнал его голос.
— Жить будет, — ответил кто-то хрипло, со свистом.
— Вам от него, я вижу, тоже досталось? — усмехнулся старик.
— Сильный он, дьявол!
Хасан открыл глаза. За столом, на котором краснел арбуз, сидели кроме старика еще трое — все недюжинной силы, широкоплечие, небритые, здоровенные парни. Легко орудуя харбукскими ножами, они ели арбуз.
— Того зря упустили… — промолвил старик.
— Да вот он… — сказал хриплый, кивнув на сидящего слева от него.
Хриплый казался старше двух других. Одет он был в солдатскую шинель без погон, подпоясанную ремнем. На голове кубанка с красным верхом.
— У него конь, что ветер, — я думал, подстрелю… — оправдывался парень.
— Думал… Хорошо хоть, думать умеешь, — презрительно бросил хриплый и, взглянув на Хасана, добавил: — А он, похоже, очнулся. Развяжи-ка, сынок, ему руки. Пусть поест с нами арбуз. Как-никак гость.
Молодой светловолосый, голубоглазый парень, с офицерской портупеей через плечо, подошел и развязал Хасана.
— Садись к столу, — предложил хриплый.
Хасан сел и не без удовольствия стал есть приятно сладкий холодный арбуз, рассматривая при этом всех сидящих так внимательно, будто хотел на целую вечность запомнить их лица. Особенно ненавистен ему был этот тщедушный старик.
— Итак, дорогой гость, ты, наверное, сам понимаешь, времени у нас не много, а потому лучше не виляй хвостом. Разговор будет короткий. Кто тебя послал и зачем ты здесь?
— И это все, что вы хотите знать?
— Да.
— А мне сначала хочется узнать, кто вы? И сколько ваши хозяева платят вам за гнусные дела?
— Язык ты мог бы держать покороче. Нехорошо уподобляться женщине, — ухмыляясь, проговорил хриплый, вытер свой острый нож с блестящим лезвием о полу бешмета, но не вложил его в ножны, а воткнул перед собой в стол.
— Обыскать! — приказал старик.
— Оружия у него нет, — пробурчал один из молодых, как две капли воды похожий на того, что развязывал Хасану руки.
Но старик так глянул, что они молча подчинились и встали. И было удивительно, что трое здоровенных, молодых парней покорны этому дряхлому старику, которому достаточно одного тумака, чтобы отдал богу душу.
Втроем парни вывернули у Хасана карманы и нашли ключ. В эту минуту Хасан очень пожалел, что ключ был не у Муртуза-Али.
— Откуда у тебя этот ключ? — спросил старик, вертя его перед своим носом.
— Нашел, — ответил Хасан из Амузги, с трудом сохраняя самообладание.
— Где же это он валялся, чтоб ты мог его найти!
— Там, где я его нашел.
— Итак, еще раз спрашиваю, кто тебя послал и зачем ты здесь?
— Забрел случайно.
— Молодой, а неразумный. Неужели не видишь, что шутить мы не собираемся и потому язык тебе придется развязать.
— Ничего я вам не скажу.
— А жизни тебе не жалко?
— Жалко.
— Молод, красив, наверняка влюблен в дочь какого-нибудь генерала или купца-армянина?..
— Это вас не касается.
— …И она, конечно, ждет не дождется тебя? Ты и сам, видать, еще тот барсук. Одет, как индустанский раджа. Что же ты маскируешь под этой папахой, да еще с красной лентой?..
Хасан из Амузги молчал. Мысленно он перенесся в далекий от этих малярийных степей аул высоко в Зирех-Геранских горах, где ждут его не дождутся. Что там поделывает мать, как живет? Не сорвалась ли корова со скалы? Года полтора назад Хасан был дома. Мать-старушка стала какой-то непривычно маленькой, а в детстве она казалась ему большой, самой прекрасной и всемогущей… Затем Хасан подумал о Муумине, представил ее себе. Конечно же и она ждет, глаз с дороги не сводит — не появится ли белый всадник. А он опять так глупо попался, пренебрег советами комиссара Али-Баганда, не поостерегся. Теперь, похоже, живым отсюда не выбраться. А жаль, очень жаль прощаться с жизнью, когда впереди столько нового, неизведанного, столько дел… Неужели всем его светлым надеждам конец? Верить в это Хасану не хотелось. Но цена его жизни сейчас — предательство. Это не для Хасана, а значит, все…
— Кажется, он не хочет нас понять! — Старик встал и сделал хриплому знак, чтобы вывел пленника.
Прохладный ветерок ударил в лицо Хасану. В тени под высокими густыми акациями и раскидистыми ореховыми деревьями старик остановил всех и, словно бы что-то решая, стал ходить взад-вперед, заложив за спину руки. Парень в шинели, то ли от нечего делать, то ли с намерением попугать Хасана, бросал в ствол дерева алтан-дис, особый метательный горский харбукский нож. Самодельные из буйволиной кожи ножны от этого ножа висели у него на ремне рядом с кинжалом. Нож очень метко вонзался в обструганный отрезок толстого ствола орехового дерева. Бросал его парень с довольно большого расстояния, отступая от дерева аршин на двадцать.
Старик вдруг остановился перед пленником и испытующе посмотрел на него.
— Красную ленту на папаху давно нацепил? — спросил он. И, не дождавшись ответа, добавил: — Большевик?.. Чего молчишь, язык проглотил? — И старик — откуда духу набрался — неистово заорал: — К дереву его!
Парни покорно схватили Хасана, подвели к стволу, тому самому, что служил мишенью хриплому, и привязали. Метатель отошел туда, откуда он бросал нож. «Ну, все!» — подумал Хасан из Амузги. Он поднял голову и посмотрел сквозь густую листву на небо, залюбовался пестрокрылой птичкой, сидевшей на ветке…
— Кончайте, нам пора! — скомандовал старик и отвернулся.
— А может, напоследок спросить его, вдруг да перед смертью заговорит? Неужели ему так уж надоело жить?.. — шепнул хриплый старику, но тот только рукой махнул.
Хасан едва успел взглянуть на целившегося. Резким взмахом хриплый бросил нож. «Все, конец. Прощай, мать, прощай, Муумина!» — мелькнуло в голове, и веки невольно закрылись. Хасан услышал удар вонзившегося в дерево металла. «Что это?» Открыл глаза. Трое парней стояли и криво улыбались, а старик медленно шел к нему. Хасан услышал: