Тайна Шато
Шрифт:
– Не-е-ет, вы обманете. Никакой сделки, – твердо сказала я.
Доктор неожиданно оказался близко, его глаза – напротив моих. Я услышала хруст, черви жадно перемалывали кости, и я боялась на них смотреть.
– Запомни, души никогда не врут, – процедил сквозь зубы мистер Лоренс.
Меня обдало резким запахом гнили, но отвернуться док не дал. Схватил за плечи тонкими, но сильными пальцами.
– Усекла? Последний раз спрашиваю, иначе уйду, и ты никогда не узнаешь, откуда в тебе магия иллюзии.
– Хорошо, отпустите. – Я дернула плечом, иначе еще немного – и меня стошнило бы ужином на черный пиджак
Мистер Лоренс отпустил меня, и мы скрепили сделку рукопожатием. Ладонь обожгло холодом. Он быстро поднялся к локтю, перепрыгнул на позвоночник, обхватил за шею и пронзил болью висок.
Я открыла глаза, а в ушах еще звенел зловещий шепот доктора: «По рукам».
– Проклятье! – со стоном выдохнула, щурясь от яркого солнца.
Вчера я устала и была голодна, но все же позвонила Виктории. Девушка заверила, что все у нее хорошо, и я, допив чай, приняла душ и завалилась спать. Шторы просто забыла закрыть, поэтому солнечные лучи с легкостью пробрались в маленькую комнатку, которая вмещала разложенный диван, кресло, одностворчатый шкаф и овальное зеркало на стене. Но даже такой скромненькой квартирке я была рада. Я снимала ее в пятиэтажном доме недалеко от базы «Серых псов», всего лишь в двадцати минутах ходьбы.
Общий дом банды «Серых псов» постоянно был наполнен шумом. Тем, кто отдыхал на своих местах после ночной смены, было плевать, а вот я пряталась на чердаке и отдавалась вдохновению. Пела о любви, свободе, глядя в небольшое окошко на спешивших прохожих. Здесь меня обычно и находил Коннор. Он просто обнимал и слушал, пряча на моей груди лицо. Друг был не только любовником, но и самым близким человеком на всем белом свете.
Все изменилось, когда он стал работать охранником. Коннор начал чаще употреблять алкоголь и ходить в бордель, когда выпадали выходные дни. Все больше отдалялся от меня. Что-то мучило его, но друг отказывался со мной откровенничать. Постель мы с ним больше не делили, но бывший любовник оставался моим защитником по моей просьбе и видимо, сам этого хотел. Никак не мог меня отпустить.
Я поднялась с кровати, потянулась и подошла к закрытому окну. Несмотря на легкий мороз, птицы щебетали, радовались солнцу и ждали весны. Я тоже ее ждала: холод опостылел. Невольно взглянула на ладонь, которая горела во сне от прикосновения души доктора. Откровения мистера Лоренса сначала повергли в шок, а потом я цинично подумала: «Зло не может исчезнуть в этом алчном мире». Вот спросит меня сыщик Торгест, о чем говорила душа. А я что должна ответить? Что доктор всем врал и притворялся хорошим дядечкой? Белые черви на голове мистера Лоренса появились перед глазами. Да уж, не стоит завидовать магам, видящим смерть. Теперь понятно, отчего Рэя была немного того…
Я успела умыться и позавтракать омлетом, когда в дверь постучали. Когда я не ожидала гостей, то всегда с осторожностью относилась к таким сюрпризам. Глянула на старенький телефон с облезшей позолотой, в двадцать пятом году выпускали уже другие модели. Но сейчас я думала, успею позвонить в полицию, или раньше мне вышибут дверь?
Незваный гость продолжал нагло тарабанить. Осторожно, как можно незаметнее, посмотрела в глазок, где разглядела знакомую светловолосую голову. Не раздумывая, распахнула дверь.
– Коннор! – радостно воскликнула я.
Но друг был серьезен и непривычно хмурил брови.
– Выкладывай, что произошло в ночь убийства мистера Лоренса, а то Лэнс собирается организовать вечером совет и судить тебя.
– Не понимаю, а я здесь при чем? – резко спросила вместо ответа.
Сделала шаг назад, чтобы Коннор вошел в внутрь.
– Лэнс всегда до меня докапывался. Что на этот раз он придумал?
– Хочет всем рассказать, какая ты предательница, – тихо ответил друг, закрыв за собой дверь. – Я лично сам не слышал – передали.
– Ха, да пошел он! Интересно будет послушать доказательства, – хмыкнула я и направилась на кухоньку.
Поставила чайник на плиту, достала вчерашние булочки с изюмом и песочное печенье.
– С Лэнсом шутки плохи, Шато. Он говорит, что ты сдала семью оборотню. А за предательство у нас жестоко карают: заживо вырежут татуировку…
– Прекрати, – холодно возразила я, поставив перед Коннором чашку с заваркой и пододвинув сахар и маленькую ложечку. – Никого я не предавала, а если бы оборотень узнал, что я состою в банде, так засадил бы в тюрьму. Мистер Торгест унюхал во мне мага иллюзий и велел сотрудничать со следствием.
Другу я не рассказывала про кведи, это была только моя тайна, о которой теперь знал сыщик. Даже если оборотень промолчит, то вскоре правда выйдет наружу, когда душа не придет к полицейскому магу. Тогда дознаватель вспомнит о кведи мистера Лоренса и обо мне, а там люди начнут сочинять сплетни. Но пока… каким-то внутренним чутьем я понимала, что не стоило болтать о сделке с душой дока.
– Ты что-то скрываешь, Шато. Я слишком хорошо тебя знаю.
Взгляд голубых глаз прошелся по моему телу, укрытому длинным теплым халатом. Девчонки в банде млели от Коннора, я же всегда оставалась равнодушной. Возможно, причина крылась в том, что мы вместе росли и я воспринимала друга, больше как старшего брата, чем любовника. Единственным, кто смог меня смутить и сбить с толку, был оборотень.
– Выключи мачо, со мной это не сработает, – усмехнулась я.
Чайник засвистел, оповестив, что вода закипела. Налив себе и другу кипятка, присела рядом с мужчиной. В кухоньку вмещались узкий стол, две табуретки, плита и раковина. Я сидела впритык к окну, а Коннор касался спиной стены. Больше двух человек просто бы не вместилось.
– Ты всегда была ледышкой, даже ночью, – вздохнул Коннор. – Иногда я думаю, что ты и не любила меня вовсе.
– В приюте не учат любви, – пожала плечами, невольно дотронувшись до левого плеча, где скрывался уродливый шрам. Он немного заходил на ключицу и спину. Поэтому никогда не носить мне открытых платьев с короткими рукавами.
Кто был виноват в том, что пятилетняя девочка опрокинула на себя кастрюлю с супом? Повариха, воспитатели? Я никого не винила: любопытство сыграло со мной злую шутку.
Ту боль я помнила очень ярко, а потом полностью провал в памяти – лишь участливое лицо доктора Лоренса. Тогда он спас меня в первый раз.
– Но даже у меня есть свои принципы. Могу соврать, взять чужое, а вот предать – никогда. И ты это знаешь, иначе бы тебя здесь не было, – заключила я, ощущая, как подоконник слегка холодил спину, вызывая дрожь в теле. Или меня так трясло от гнева и от чувства несправедливости? Никогда бы не подумала, что Коннор был такого мнения обо мне.