Тайна шести подков
Шрифт:
— Какое грустное зрелище! — воскликнул господин Помпео, обводя тростью заброшенный цирковой двор. — А ведь когда-то это место было самым ярким фонарем во всем Габене!
Из чемодана, который он держал в руке, раздался хриплый смех, после чего тот, кто сидел внутри, сказал:
— Не ты ли, мой дорогой, привел к этому?
Господин Помпео кивнул.
— И все же я не знал, что цирковая война закончится именно так, — с легким сожалением сказал он. — Я-то рассчитывал на эффектную фантасмагоричную дуэль с мадам Д.Оже. Целых два года я вызывал ее — даже переполовинил
Теофиллиус Труффо хмуро молчал. Возвращение сюда спустя двадцать лет разбередило старые раны — все здесь было неприятно знакомым. Нет, он провел в цирке мадам Д.Оже свои лучшие годы, но все хорошие воспоминания исчезли, задавленные одним-единственным воспоминанием, будто ногой его слона Оливера. Мысли о том, что они с труппой сделали, не оставляли его, как бы далеко от Габена он ни отъехал, и события той ночи раз за разом возвращалиськ нему в кошмарах. И вот его кошмары начали обретать плоть…
Если не кривить душой (какой в этом смысл спустя столько лет?), то это не столько Помпео, сколько именно он, цирковой карлик по прозвищу «Здоровяк», виновен в том, что произошло с этим местом.
Мадам Д.Оже не напрасно опасалась шпионов Помпео, но она и предположить не могла, что ее самый старый и, казалось, самый преданный артист — тот самый шпион. И Труффо сделал то, что от него требовал господин Помпео. Он строил козни и интриговал, одного за другим настраивая циркачей против мадам. Его финальной ложью стал разговор с Бабулом, в котором карлик сказал силачу, будто узнал, что мадам подумывает подыскать Бетти Грю замену и очень интересуется Поггом Подбитым Глазом, клоуном из Гамлина. Разумеется, он знал, что Бетти Грю подслушивает и догадывался, к чему все приведет. А еще именно он заметил в зале Мариетту Лакур, которая стала свидетелем сговора…
— Мы все восстановим, — сказал тем временем Помпео, сунув подкованный конец трости в пасть-ловушку одной из мухоловок. — И этот цирк снова засияет. Мы выкорчуем все сорняки, сделаем здесь ремонт, а возле ограды обустроим причальную станцию для дирижаблей. Ты ведь знаешь, мой дорогой Труффо, я всегда ненавидел шапито: эти шатры, фургоны, бесконечную жизнь в дороге.
— Вы говорили, сэр, — угрюмо кивнул карлик.
— Наконец «Великий цирк семьи Помпео» осядет на одном месте. И более того — мы сделаем так, что это место станет центром Фли. Скоро каждый по эту сторону канала встанет в очередь за билетиком. Грядут перемены!
— Так и будет, сэр.
— Вперед, Труффо, представь мне труппу!
Карлик кивнул и потопал по заросшей бурьяном дорожке, ведущей к главному входу в здание цирка. Господин Помпео и два его чернокожих громилы пошагали следом.
— Мой новый цирк! — восторженно приговаривал Помпео, а идущий впереди Труффо лишь ежился от охватившего его внезапно озноба. — Подумать только: я столько лет мечтал о том, чтобы завладеть им и вот этот момент настал… Прекрасно! Просто прекрасно!
Стоящие по обе стороны от входа статуи клоунов глядели на пришельцев с презрением, большие часы на фасаде довольно громко тикали (их
— Прошу за мной, сэр, — проглотив вставший в горле ком, сказал карлик, и первым поднялся по засыпанной опавшими листьями лестнице.
Дверь цирка была широко раскрыта. Из прохода в ночь тек рыжий свет. У порога лежали цепь с замком и сорванная печать «Ригсберг-банка».
В вестибюле горела люстра, с ее витых кованых рогов свисали нити паутины. На полу в пыли валялись старые афишки, отрывные билетики и резиновые клоунские носы. На стойке слева разместился ряд пожухлых комков розоватой сахарной ваты на палочках, справа грустно пустовали крючья вешалок гардероба.
— Где все? — спросил господин Помпео. — Почему меня не встречают?
— Труппа готовится к демонстрационному представлению, о котором я вам писал, сэр.
— Хм. Будем надеяться, Труффо, что твои старые друзья не растеряли свой талант… Если они меня разочаруют…
— Не разочаруют, сэр, — поспешно сказал карлик. — Прошу вас, пройдемте в зал.
Он встал у открытой высокой двери и рукой указал на проход. Наделив его подозрительным взглядом, господин Помпео, в сопровождении своих громил, зашел в зал. Труффо напоследок оглядел вестибюль и последним переступил порог.
Зал цирка тонул в темноте — ни люстра над проходом, ни круглые глаза-лампы, вмонтированные в ограждения балкончиков и лож, не горели. Лишь манеж в его центре походил на остров посреди бескрайнего черного моря, освещенный закрепленными под куполом прожекторами.
— Я чувствую, — негромко сказал господин Помпео, остановившись и завороженно уставившись на манеж. — Это место сейчас спит, но скоро я разбужу его. Я уже слышу, как зал заполняет смех, как по рядам кресел проносится волнами восхищенное «Ах!». Я вижу улыбки, расширенные глаза и пот, стекающий со лбов. Ты чувствуешь это, Труффо? Труффо?
Господин Помпео обернулся. Карлик стоял у двери, сжимая в руке рычаг. Труффо толкнул его, и дверь закрылась; один за другим щелкнули замки.
— Зачем это?
— Чтобы не нарушать атмосферу, сэр. Правило цирка — мы всегда запираем дверь перед представлением. Больше зрителей не намечается… хи-хи…
Что-то в словах карлика, в его взгляде и напряженной фигуре было странным. Тот был явно испуган. Господин Помпео не придал этому значения, списав все лишь на то, что Труффо испытывает — должен испытывать — смешанные чувства, вернувшись в свой старый цирк.
— Что ж, полагаю, нам стоит занять свои места, — сказал господин Помпео и, кивнув спутникам, двинулся по проходу между рядами кресел партера, ступая по вытоптанной ковровой дорожке.
Обезьянка соскочила с плеча одного из громил и прыгнула на спинку ближайшего кресла, а затем устремилась в темноту. Ловко вскарабкавшись на балкончик, она перебралась через ограждение и… тут ее схватили чьи-то руки в черных перчатках. Одно быстрое резкое движение, хруст, хрип, и маленькое хвостатое тельце падает на пол…