Тайна святого Грааля: От Ренн-ле-Шато до Марии Магдалины
Шрифт:
В ответ на молитвы Иосифа Бог поведал ему об одной из удивительных возможностей «фиала»: допущенные к «службе Грааля» люди «будут защищены от всяческого беззакония в суде, никто не посмеет их обидеть или неправедно осудить; им невозможно причинить ущерб или победить их в бою» (vers 3049–3052). Таким образом, все «слуги Грааля» находятся под постоянной защитой и покровительством Бога. Их связывает тайное учение, заключающееся в «драгоценных и благостных святых словах», однако единственный, кто знает их, — хранитель Грааля (упоминание о неких «святых словах» заставляет вспомнить и о «тайной молитве», которой обучил Персеваля Король-Отшельник в романе Кретьена де Труа). Итак, Робер де Борон делает акцент на тайном эзотерическом свойстве Грааля, который отныне становится таинственным и непонятным для простых смертных, поскольку Грааль предназначен для тех, кто заслужил право на знание его тайны, кто ради обретения
И все же есть во всем этом весьма ощутимая двусмысленность… Грааль, чем бы он ни являлся, все же был доступным большинству людей, однако в один прекрасный день «слуги Грааля» превратились в некое инициатическое общество, ревностно хранящее свои секреты. Роман Робера де Борона в общих чертах наметил тему, впоследствии воплотившуюся в многочисленных «братствах Грааля», что в результате привело к появлению элитизма. Концепцию «избранного общества», отголоски которой слышны во всякого рода расистских теориях, охотно взял на вооружение нацизм; думается, в памяти человечества еще живо воспоминание об одном «инициатическом обществе» XX века — о дьявольской элите СС, этой группе фанатиков, претендовавшей на то, чтобы стать хранителями священной арийской традиции.
Использованная различными авторами в качестве сюжетной основы легенда о Граале претерпела невероятные изменения. Грааль, бывший всего лишь простым сосудом, содержавшим некий предмет, стал, по выражению лионского поэта XVI века Мориса Сева, «предметом высочайшей доблести», неким кристаллом, в котором собраны все лучи света, то есть человеческие желания и помыслы. Отныне герой пускался на поиски не ради того, чтобы отомстить за семью: тема вендетты, ставшая к тому времени затасканной и избитой, исчезает, однако мотив добровольного обречения себя на жизнь, полную лишений, остается, поскольку именно такой образ жизни может привести к обретению наивысшего Знания.
После того как Иосиф Аримафейский ввел «служение Грааля», он доверил священный сосуд и его секрет свояку Брону, которого отныне стали звать Богатым Рыбаком. Кретьен де Труа называл своего Короля-Рыбаком, поскольку этот раненый, теряющий силы герой коротал время на берегу пруда, занимаясь рыбной ловлей. Робер де Борон придал этому занятию символический смысл: Брон стал ловцом Бога, представленного в образе рыбы, в то время как позднейшие тексты превратили Брона в самого Бога, улавливающего души своих созданий в сети спасения. Впрочем, стоит задуматься о происхождении имени «Брон», поскольку оно напоминает имя Брана Благословенного, героя уэльских легенд. Напомним, речь идет о раненном в бедро предводителе, попросившем товарищей отрубить ему голову; его спутники взяли голову с собой, после чего она присутствовала в их компании на «пиршестве бессмертных», которое мы склонны считать прообразом трапезы Грааля. Итак, перед нами еще одна деталь, свидетельствующая о переосмыслении языческого мифа в рамках христианской традиции: в этом случае можно даже говорить о сохранении первоначального смысла древней легенды.
Однако в романе Робера де Борона Иосиф Аримафейский остался доживать свой век на Востоке, в то время как на Запад отправились Брон и его двенадцать сыновей. Один из них, Алейн (вариант кельтского имени «Алан»), обращал в христианство народы стран Запада, а впоследствии стал основоположником династии королей Грааля. С Иосифом остался Петр, но пришел и его черед. Убежденный в том, что он должен присоединиться к Брону и Алейну, Петр отправился «в дикие земли Запада»: «в долины Аварона держу я свой путь, на милосердье божье уповая» (Joseph, vers 3221–3222). В тех далеких землях, как гласит прозаическая редакция этого памятника, «он задержится, чтобы дождаться сына Алейна, но смерть будет обходить его стороной; так будет продолжаться до тех пор, пока он не встретит того, кто прочтет ему послание, наставит его и придаст ему сил своим Граалем, того, кто придет передать ему весть от тебя» (Roman du graal. Paris, 1981, 'ed. 10/18. P. 66).
На этом поэма Робера де Борона, как и ее прозаическая версия, обрывается. Другое его произведение, сохранившееся лишь в нескольких фрагментах, представляет не меньший интерес для исследователя, поскольку на его страницах появляется новый персонаж, сознательно введенный Робером де Вороном в легенду о Граале. Речь идет о Мерлине, одном из героев прозаической версии поэмы «Дидо-Персеваль» (так этот рассказ озаглавлен в рукописи).
На самом деле Мерлин, чародей и пророк, изложил королю Артуру и его товарищам краткую версию «Иосифа» Робера де Борона, закончив свою речь таким образом: «Король-Рыбак живет на Ирландском острове (sic) в одном из самых прекрасных мест мира. Однако знайте же, что он в наихудшем из положений, в какие только попадал человек, поскольку он тяжело болен.
Интересно, что на этот раз в рассказе не упомянуты кровоточащее копье или серебряный поднос, ничего не говорится о грусти или слезах сотрапезников, нет эпизода с расколотым надвое мечом: все внимание рассказчика сосредоточено на Граале. Миссия рыцаря-спасителя теперь не та, что прежде: он должен стать хранителем святой крови Христовой, а не странствовать по свету в поисках мифического обидчика, которому следует отомстить. Из этого текста мы узнаем, что Персеваль был сыном Алейна, потомка Брона. После смерти отца Персеваль с головой окунулся в жизнь, полную приключений, не слишком хорошо понимая, зачем ему это нужно. Он был посвящен в рыцари самим королем Артуром; оставшись при дворе на всю неделю Святой Троицы (в то самое время, когда по совету Мерлина король учредил Круглый стол), Персеваль покрыл себя славой, участвуя в различных турнирах.
Однако Персевалю стало известно, что за Круглым столом есть одно «Гибельное Место», за которым никто никогда не сидит: согласно предсказанию Мерлина, оно предназначено для «Избранника небес», а тот, кто рискнет занять его, будет уничтожен. Персеваль стал настаивать на своем праве занять это место. Сначала король Артур отказал ему, но потом, уступив настойчивым просьбам своего племянника Гавейна, позволил рыцарю сделать это. Но как только Персеваль сел на «Гибельное Место», камень, на котором оно было укреплено, раскололся, из глубины земли раздался страшный крик и глубочайшая тьма окутала зал, в котором проходила вся эта странная церемония. Громоподобный голос упрекнул короля Артура за то, что тот позволил свершиться злодеянию: отныне король Брон (то есть Король-Рыбак, дед Персеваля) болен великой и тяжкой болезнью. Голос прибавил, что король Брон не будет излечен до тех пор, пока один из рыцарей, сидящих за этим столом, не найдет дорогу в замок Грааля и не задаст королю нужный вопрос об этом таинственном предмете. Если же это произойдет, осколки камня, служившего опорой «Гибельному Месту», сольются воедино.
Обломков меча, которые нужно соединить, в этой сцене нет, но есть расколовшийся камень, который сможет вернуть в прежнее состояние лишь некий «Избранник небес». Итак, несмотря на то, что рассказ о Персевале наполнен христианской символикой и аллюзиями, объяснение этому эпизоду вновь следует искать в древней кельтской традиции, в ритуалах королевской инаугурации, точнее, в короновании великих королей Ирландии на холме Тары. Описание этой церемонии можно найти в древнейших текстах на гэльском языке, например в эпическом рассказе «О потомстве Конайре Великого, о приходе Мускрайге из Маг Брег»: «Два стоячих камня были там. <…> Лишь перед назначенным человеком расступались они и пропускали между собой колесницу. В конце колесничной дороги был Фаль, и если должно было кому принять власть над Тарой, то вскрикивал он <…> так, что слышали это все вокруг [32]». Вряд ли кому-то придет в голову утверждать, что речь в этом случае идет о простом совпадении. Такая деталь, как расколовшийся «кричащий» камень, вне всякого сомнения, заимствована из кельтских преданий, сохраненных христианскими монахами Средневековья. Кельтский ритуал избрания и королевской инаугурации предполагал если не Божественное, то, во всяком случае, волшебное вмешательство. Человека, достойного быть правителем, признавало само божество (или природа): две глыбы, открывая проход, раздвигались перед ним, а «камень законности» в знак своего согласия вскрикивал.
Несмотря на то что в «Дидо-Персевале» инциденту с камнем предшествовали несколько иные обстоятельства, камень, служивший опорой «Гибельному Месту», раскололся и испустил крик. Как мы уже знаем, Персеваль должен стать Королем Грааля, следовательно, заняв запретное место, герой испытывал себя, что закончилось для него весьма успешно: камень лишь подтвердил то, что Персеваль предназначен для власти. Собственно, этот эпизод является еще одним доказательством того, что «sangr'eal» в средневековой традиции прежде всего означал «sang royal» («царскую кровь»), которую надлежало хранить.