Тайна, в которой война рождалась… (Как империалисты подготовили и развязали вторую мировую войну)
Шрифт:
Осуществление этого замысла, по мнению английского премьера, требовало большого дипломатического искусства. Резкие антигерманские выступления части печати на Западе, начавшей трубить в рог в связи с «отступлением» Гитлера, могли толкнуть его на развязывание вооруженного конфликта с Польшей. В этом случае под давлением народных масс английское и французское правительства сказались бы вынуждены, вопреки своему желанию, пойти на объявление войны Германии. С другой стороны, опасность усматривалась в том, что поляки, решив, будто Гитлер отступил в результате их «твердой» позиции, могли отказаться от переговоров с Германией на условиях, «которые спасли бы от мировой войны». «Таковы две трудности, которые Чемберлен
Исходя из этих соображений, Галифакс считал необходимым несколько «снизить тон» в отношении Германии. Что же касается Польши, то англо-французская дипломатия с циничной бесцеремонностью готовила ее к принесению в жертву. В письме от 28 августа Лондон потребовал, чтобы она сообщила в Берлин о своей готовности «немедленно» вступить в переговоры. 29 августа, в связи с решением польского правительства объявить мобилизацию (что было вызвано концентрацией германских войск на границах Польши), английский и французский послы потребовали ее отсрочки. Само слово «мобилизация», по мнению британского посла Кеннарда, произвело бы неблагоприятное впечатление; такой шаг мог отрицательно сказаться на англо-германских переговорах.
Насколько эгоистично действовал Лондон во взаимоотношениях с Варшавой, свидетельствует и такой факт. Получив 29 августа германские предложения, где устанавливался срок ультиматума 30 августа, Форин оффис в течение суток обдумывал ответ, держа польское правительство в неведении относительно гитлеровского требования срочно направить уполномоченного для переговоров. Лишь в ночь на 31 августа Кеннард сообщил Беку содержание германского меморандума и текст новой ноты английского правительства, адресованной в Берлин. Бек согласился на прямые переговоры, но отложил окончательное решение вопроса до консультации с правительством, пообещав сделать это до полудня 31 августа.
Ответ Англии был получен посольством в Берлине вечером 30 августа. Задержавшись из-за расшифровки документа, Гендерсон прибыл на Вильгельмштрассе лишь за несколько минут до полуночи. Риббентроп принял его в бывшем кабинете Бисмарка, приспособленном для рейхсминистра. «Последовавшая беседа, – отмечает в своих мемуарах П. Шмидт, – была самой бурной из всех, которые мне пришлось наблюдать за двадцать три года моей деятельности в качестве переводчика».
В своем ответе британское правительство предлагало срочно приступить к практической организации прямых переговоров между Польшей и Германией, но отмечало невозможность осуществить это в тот же день. Гендерсон пояснил, что вместо немедленной присылки в Берлин польского представителя английский кабинет предлагает вести переговоры через обычные дипломатические каналы, и отметил готовность Англии взять на себя роль посредника. Если германские условия представят «разумную основу», Лондон окажет соответствующее давление на Варшаву. Гитлеровцам следовало, таким образом, договориться с Великобританией.
«Глубокий» смысл предложения был ясен. Еще свежи в памяти были итоги поездок Шушнига и Гахи на поклон к Гитлеру: Австрия и Чехословакия исчезли с политической карты, но Англия при этом осталась ни с чем. На сей раз Форин оффис решил крепко держать свой товар и не выпускать из рук, пока не получит подходящую цену.
Дальнейший ход беседы принял неожиданный оборот. Подготавливая разрыв, Риббентроп держался в высшей степени нахально и вызывающе. Постоянно прерывая собеседника в оскорбительном тоне и повышая голос, он заставил Гендерсона потерять пресловутую английскую сдержанность. По свидетельству Шмидта, разъяренные собеседники чуть было не дошли до рукопашной.
В конце беседы Риббентроп зачитал на немецком
– Они уже устарели, поскольку польский представитель не явился!
В этом и заключался дипломатический ход гитлеровцев. «16 пунктов» представляли очередную фальшивку, специально рассчитанную на обман общественного мнения. Они призваны были создать впечатление о «великодушии» Германии, которая якобы стремилась разрешить конфликт с Польшей на «демократических» началах. Текст условий не вручили Гендерсону из-за опасения, что Польша могла бы согласиться начать на их основе переговоры. Это не входило в замыслы правителей третьего рейха. Приказ войскам уже был отдан, и вторжение должно было совершиться менее чем через 30 часов.
Как было отмечено выше, как раз в то время, когда происходила беседа Геидерсона с Риббентропом, английский посол в Варшаве Кеннард настаивал перед Веком, чтобы Польша согласилась на переговоры на основе германских предложений, которые в Берлине уже были объявлены отпавшими.
Последние сутки августа были насыщены срочными дипломатическими переговорами между западноевропейскими столицами. Как отмечает в своих мемуарах Бонне, телеграф уже не справлялся, и для передачи секретных депеш приходилось пользоваться телефоном. Он мог бы добавить, что телефонные кабели, соединявшие Париж и Варшаву, проходили по территории Германии и все разговоры прослушивались гитлеровцами. Вот что они могли, например, узнать, подключившись в 10 часов 20 минут утра 31 августа к кабелю, соединявшему французское посольство в Берлине с Парижем.
«Германское правительство очень недовольно, – сообщал Кулондр, – что оно еще не получило никакого ответа от Польши. Можно опасаться, что оно даст приказ о немедленном нападении, если ответ не поступит в первой половине дня».
Кулондр настаивал на том, чтобы польское правительство немедленно поручило Липскому вступить в переговоры, снабдив его полномочиями для подписания соглашения.
Через полчаса, связавшись по телефону с Варшавой, Бонне поручил французскому послу Ноэлю срочно предпринять энергичный демарш перед польским правительством в предложенном Кулондром смысле. Ноэль сообщил, что Бек обещает дать ответ в полдень.
«Поляки затягивают дело, перехвачены телефонные разговоры», – отметил Гальдер в своем дневнике.
После полудня 31 августа Липский получил указание встретиться с Риббентропом и заявить, что Польша благожелательно рассматривает предложение о прямых переговорах с Германией. В заключительном абзаце телеграммы говорилось:
«Ни в коем случае не позволяйте втянуть себя в переговоры по практическим вопросам. Если правительство рейха в устной или письменной форме сообщит вам свои предложения, вы должны заявить, что совершенно не располагаете полномочиями для того, чтобы согласиться с ними или обсуждать их, что вы имеете право лишь передать предложения своему правительству и запросить новые инструкции».
Одновременно с Липским полный текст телеграммы, расшифрованной службой перехвата Геринга, получил и Риббентроп. В 13 часов польский посол обратился с просьбой, чтобы его принял министр иностранных дел. Узнав о демарше Липского, генеральный штаб в 16.00 запросил: не меняет ли это намеченных планов? Как ему ответили, приказ о нападении на рассвете следующего дня остается в силе. «Решение не проводить эвакуации показывает, что он Гитлер. – Авт.) считает, что Англия и Франция не выступят», – записал Гальдер в дневнике в 18.00.