Тайна Вильгельма Шторица
Шрифт:
— Речь пойдет о свадьбе?
— Да.
— Вы собираетесь сказать мне нечто серьезное?
— И да и нет, — медленно проговорил доктор. — Ни жена, ни дочь, ни ваш брат не в курсе этого дела. И пусть они ничего не будут знать. Впрочем, судите сами, прав я или нет.
— Вчера после полудня, — продолжал доктор, — когда я вел прием, слуга доложил мне о посетителе, которого я вовсе не хотел принимать. Этим визитером был Вильгельм Шториц… Говорит ли вам что-нибудь это имя?
— Да, я в курсе.
— Значит, вам известно, что около полугода назад Вильгельм Шториц просил руки моей дочери. Мы ему отказали. Но он продолжал
Харалан нервно расхаживал взад и вперед по комнате, останавливаясь иногда у окна, чтобы бросить взгляд на бульвар Текей.
— Месье Родерих, — остановил я доктора, — мне известно об этом предложении, а также о том, что оно было сделано задолго до предложения моего брата. Таким образом, Вильгельму Шторицу отказали не потому, что мадемуазель Мира дала слово Марку. Просто вас, как я понимаю, не устраивала личность претендента.
— Вы правы. Никогда бы мы не согласились на этот союз, которому и дочь решительно воспротивилась.
— Хотел бы знать, вам претило общественное положение Шторица или не нравился его характер?
— Положение его, думаю, недурное, — отвечал доктор Родерих. — Отец наверняка оставил ему изрядное состояние… Что же касается личности…
— Догадываюсь, месье Родерих, можете не продолжать…
— Вы знакомы с ним? — Доктор с нескрываемым удивлением посмотрел на меня.
Я рассказал ему, при каких обстоятельствах судьба свела меня со Шторицем. Четыре дня этот немец был моим попутчиком на борту «Доротеи» от Будапешта до Вуковара. Видимо, он сошел там, потому что до Рагза я его не видел.
— И вот совсем недавно, — добавил я, — мы с капитаном Хараланом, прогуливаясь, случайно оказались возле дома Шторица, и я узнал вышедшего оттуда хозяина.
— Ходили слухи, что он покинул город несколько недель тому назад, — заметил доктор Родерих.
— Он действительно отсутствовал, раз месье Анри видел его в Будапеште, — вмешался капитан Харалан. В голосе его чувствовалось еле сдерживаемое раздражение.
Доктор продолжил:
— Что же касается образа жизни Вильгельма Шторица, то кто может похвалиться, что знает его? Это таинственный человек…
— Вы не преувеличиваете?
— Да нет, вряд ли, — вздохнул доктор, — отец его, Отто Шториц, давал поводы для самых странных легенд…
— Которые пережили самого Отто Шторица, насколько можно судить по информации в одной из будапештских газет. Если верить ей, время их не развеяло. Ходят слухи, что он был настоящий колдун, владевший дьявольскими тайнами и наделенный сверхъестественной силой. Люди каждый год ждут чего-то необычного у его могилы…
— Вот видите, месье Видаль, — заключил доктор Родерих, — значит, вас не удивляет, что в Рагзе у Отто Шторица темная репутация. Таков и отпрыск [116] , который вчера дерзнул возобновить свои домогательства.
[116] Отпрыск — иронически: дитя, чадо.
— Как? Вчера?! — вскричал я.
— Да, вчера, во время своего неожиданного визита.
В разговор вступил Харалан:
— Он, кроме всего прочего, еще и пруссак. Одного этого достаточно, чтобы отвергнуть его притязания!
— Когда мне доложили о Вильгельме Шторице, я, признаюсь, заколебался — принять его или не принять…
— Не надо было впускать его, папа! — горячился Харалан. — Этот человек должен зарубить себе на носу, что вход ему в этот дом раз и навсегда воспрещен!
— Ты прав, сынок. — Голос у доктора был как бы потухший. — Но я боялся довести его до белого каления, чтобы он чего-нибудь не вытворил.
— Я бы показал этому негодяю! — Рука Харалана сжала рукоять сабли.
— Именно поэтому, — доктор мягко тронул руку сына, — я и предпочел действовать осторожно. Положение Миры стало бы невыносимым, если бы Вильгельм Шториц затеял скандал и ее имя появилось на страницах газет.
Хотя я знал Харалана недолго, но уже понял его живую и импульсивную [117] натуру, особенно чувствительную ко всему, что касается семейных дел. Сказать по правде, и мне не нравилось появление в городе соперника Марка, а его новое посягательство на невесту брата возмущало меня.
[117] Импульсивный — здесь: легко поддающийся случайным воздействиям извне, собственным побуждениям.
Доктор в деталях описал этот визит. Вильгельм Шториц был груб и упорен. Он никак не хотел признать себя побежденным и гневно настаивал на своих претензиях, кричал, что любит молодую девушку и если она за него не пойдет, то не достанется никому.
— Мерзавец! — горячился капитан. — Как он посмел разговаривать в таком тоне! Я бы вышвырнул его вон! Негодяй!
Наблюдая за взбешенным Хараланом, я оценил благоразумие доктора, не допустившего скандала.
— Я поднялся и дал понять незваному гостю, что больше не желаю его слушать, — продолжал повествование месье Родерих. — Свадьба Миры назначена и состоится через несколько дней…
«Ни через несколько дней, ни позже!» — взвился Шториц. «Месье, извольте покинуть мой дом!» — указал я наглецу на дверь. Любой другой понял бы, что визит более не может продолжаться. Куда там! Немец только сбавил тон, надеясь мягкостью выиграть то, что проиграл грубостью. Он унижался и умолял хотя бы отсрочить свадьбу. Я взялся за колокольчик, чтобы вызвать слугу. Гнев снова обуял его. Не помня себя от ярости, он орал так, что слышно было на улице. К счастью, ни жены, ни дочери не было дома. Наконец, изрыгая безумные угрозы, Вильгельм Шториц соизволил удалиться. Смысл его странных угроз заключался в следующем: Мира не выйдет замуж за Марка. Никогда! Он прибегнет к таким средствам, перед которыми бессилен человеческий разум. В галерее Шторица поджидали какие-то люди… Я же остался, встревоженный этими загадочными словами.
Доктор не решился беспокоить ни жену, ни дочь, ни Марка. Последний был так же горяч и вспыльчив, как и Харалан. Бог весть что могли натворить в гневе двое молодых гордых мужчин.
Капитан неожиданно согласился с доводами отца.
— Ладно, — сдался он, — я не стану наказывать этого нахала. А если он явится ко мне? Или прицепится к Марку?… Если начнет нас шантажировать?…
Доктор Родерих не нашелся с ответом.
Оставалось ждать. Инцидент можно сохранить в тайне, если Вильгельм Шториц не начнет действовать. Мало ли что можно наговорить в отчаянии и гневе!