Тайна высокого дома
Шрифт:
— Завтра ночью я должен попасть в дом… — тихо, но резко шепнул, наклонившись к Софье, после некоторого раздумья, Семен Семенович.
— Зачем? — испуганно спросила она.
Он схватил ее за руку так, что она вскрикнула:
— Мне больно!
— Ты чересчур любопытна… Ты не смеешь вмешиваться в мои дела… ты должна повиноваться… Если я говорю: надо, значит надо… Поняла!
— Да… — упавшим голосом произнесла она.
— Так завтра в полночь… Я приду в сад.
— Хорошо, я открою тебе дверь из кухни… Но только будь
— Дура… — проворчал Семен Семенович.
Софья, видимо, привыкшая к такому обращению с ней ее возлюбленного, не обратила внимания на эту брань и продолжала:
— Видишь, я только боюсь за тебя… Ты так странно смотришь, как будто замышляешь что-то страшное.
— Глупости… Теперь иди домой и не забудь… завтра в полночь.
— Не забуду… Но ты меня даже и не поцеловал ни разу…
— Покойной ночи! — наклонился он к ней…
Она обвила его шею руками и страстно поцеловала. Он довольно грубо освободился из ее объятий и пошел по направлению к лесу.
Она побежала за ним.
— Сеня, Сеня! — робко окликнула она его.
Он остановился. Она снова ухватилась за его руку.
— Не сердись, но я так боюсь… Скажи мне только, что ты хочешь делать ночью в доме?
— Экая любопытнейшая тварь! — выдернул он руку. — Впрочем, если тебе уж так хочется знать, я тебе скажу… Я хочу узнать, за каким сыном Толстых уехал в К. Иннокентий? И это мне скажет Татьяна…
— Но она уже будет спать…
— Так я ее разбужу.
— А если она сама этого не знает или не захочет сказать?
— У меня есть средство заставить ее говорить…
— Сеня, ты на что-то решился…
— Отстанешь ли ты от меня?.. Покойной ночи…
— Еще одно слово!
— Говори скорей.
— Ты меня действительно любишь? Не обманываешь?
— Ты с ума сошла!
— Ты исполнишь свое обещание?.. Ты женишься на мне?..
— Как только мы с отцом получим богатство Петра Толстых… Сколько раз мне тебе повторять это… А теперь прощай… До завтра.
Он поспешно удалился. Софья сперва несколько минут постояла на одном месте, глядя ему вслед, а затем быстро побежала через сад в дом.
Марья Петровна как тень последовала за Семеном Семеновичем.
На опушке леса его поджидал Семен Порфирьевич.
— Ну, что, как дела? — встретил он сына вопросом. Сын рассказал все слышанное от Софьи и свои догадки.
— Ты говоришь, что Петр хочет выдать Татьяну за Сабирова?
— Это так же верно, как то, что я стою перед тобой… Она в него втюрилась… а у навозника, конечно, кроме инженерского мундира, нет за душой ни гроша, и он рассчитывает на хорошее приданое… Иначе быть не может, так как Татьяна вчера вдруг повеселела, а то все ходила, повеся нос и распустив нюни, а ее крестный папенька поехал сегодня за женихом… Это ясно, как день.
— У тебя дьявольская башка, Семен! — воскликнул довольный отец. — Но…
— Что но?..
— Если у навозника нет ни гроша, то как же старик решается за него отдать Татьяну?
— Я же говорю тебе, что она в него с год как втюрилась… И кроме того, есть еще причина… Гладких до сих пор отказывал всем женихам, потому что они считали ее дочерью золотопромышленника Толстых… Если принять чье-нибудь предложение, надо было рассказать ему всю правду, а ведь не всякий возьмет себе в жены дочь каторжника… Навозник же не будет так взыскателен… Знаем мы их достаточно… Им были бы денежки, с ними они готовы жениться даже на самих каторжниках… Вот Гладких и поехал в К., и в высоком доме скоро будет свадьба…
— Ах, ты, хитрая голова!
— Уж поверь, что это так…
Разговаривая, они шли вдоль опушки леса. Марья Петровна ползла за ними. Наконец, они уселись на свалившееся дерево.
— Однако, надо действовать… Так, пожалуй, и впрямь все состояние Петра перейдет к этой девчонке… Но этого допустить нельзя… Я раньше задушу ее, чем это состоится… Когда я подумаю, что в железном сундуке Петра, который стоит в кабинете, лежит бумаг и золота тысяч на двести… я дрожу от злобы… Семен, я говорю тебе, если бы я добыл только этот капитал, то плюнул бы на все остальное…
— Капиталец не дурен… — усмехнулся Семен Семенович. — К несчастью и он попадает в руки навозника…
— Ну, это-то му еще посмотрим… Ты знаешь, когда вернется Гладких?..
— Дня через два, не ранее…
— Значит, Петр теперь один и спит как убитый…
— Да, с тех пор, как принимает опиум…
— Можно войти в его комнату так, что он и не проснется…
— Конечно…
— Ключи у него всегда под подушкой?..
— Да.
— Можно тихо вынуть их, открыть сундук и…
— Ты бы решился?
— Отчего же?
— А если он проснется?
Старик хрипло захихикал.
— Если он проснется… тем хуже для него…
— Ты прав, овчинка стоит выделки… двести или триста тысяч — хороший капитал… с ним нигде не пропадешь…
— Еще бы!
— Но мы поделимся? — спросил сын.
— Конечно! Но ты должен сказать рыжей Соньке, чтобы она нас ночью впустила в дом…
— Это уже сказано. Завтра в полночь дом будет для меня открыт…
Семен Порфирьевич удивленно посмотрел на сына. Последний засмеялся гадким смехом.
— Так ты уже раньше меня об этом думал? — спросил отец.
— Нет… Я думал совсем о другом…
— О чем же?
— Слушай! Мы войдем вместе.
— Конечно… Пока я буду отпирать сундук, ты останешься у кровати, и если старик пошевелится, ты легонько прикроешь его голову подушкой.
— Нет! — коротко отвечал сын.
Семен Порфирьевич удивленно вскинул на него глаза.
— Ты должен один оборудовать это дело, — продолжал Семен Семенович, — а я в это время буду делать свое…
— Что ты хочешь этим сказать… какое… свое?