Тайна замка Вержи
Шрифт:
Закрепив лампу на полке, Бернадетта протерла кровь вокруг раны, сложила лоскут вдвое и сноровисто перевязала предплечье. На тряпице сразу расплылось бледно-красное пятно.
– Чем ты разозлила маркиза?
Николь покачала головой.
– Не знаю. Он был пьян, когда проснулся и увидел меня.
– А ты где была?
– Я сидела рядом с ним… на постели. – Старуха хмыкнула, но Николь предпочла не обращать на это внимания. – Он открыл глаза и словно взбесился.
Бернадетта проницательно взглянула на нее.
– Что-то ты недоговариваешь.
– За шпагу, – поправила Николь. – Это была шпага.
Она закрыла глаза. У нее не осталось сил, чтобы упрашивать одноглазую ведьму о жалости. Пускай Бернадетта зовет слуг – ей все равно.
Но вместо того, чтобы сдать добычу в руки маркизу и получить награду, старуха больно ткнула девушку в бедро:
– Поднимайся! Нечего рассиживаться. Если я догадалась, куда ты пойдешь, то и они догадаются.
– Никто не знает об этом укрытии, кроме Мари! – слабо возразила Николь.
– Твоя Мари первая выдаст тебя. Вставай!
– Подожди!
Но Бернадетта уже волокла Николь к двери.
Горничная остановилась и сама схватила ее за руку:
– Что ты делаешь?
– Спасаю твою куриную голову, Николь Огюстен, – проворчала та. – Куда это годится – резать молоденьких девчонок! Будь ты хоть сам король, негоже так поступать со слугами в чужом доме. Постой-ка…
Старуха отошла и зарылась в груду тряпья. Вернулась она, волоча за собой истрепанную рванину, в которой Николь, приглядевшись, узнала охотничий плащ графа, подбитый мехом. Когда-то плащ был роскошен, но время превратило богатую ткань в жалкие обноски, а моль завершила дело, обглодав их со всех сторон.
Бернадетта приоткрыла дверь, высунула нос наружу и принюхалась. «Значит, правду говорят, что она своим острым длинным носом чует не хуже крыс и может с закрытыми глазами отличить одного человека от другого по запаху».
– Ты прошла через часовню? – приглушенно спросила старуха.
Николь кивнула.
– Так я и думала. Если не наследила, они не сразу поймут, куда ты делась. Возьми! – Она всучила Николь плащ.
– Зачем?
– Тебе придется выбираться наружу. Внутри оставаться нельзя. Если, конечно, не хочешь, чтобы маркиз насадил тебя на свою шпагу, как куропатку на вертел.
– Я ни в чем не виновата…
Бернадетта приблизила к ней лицо и зашептала:
– Не говори мне, девочка, что ты не знаешь, где спрятаться. Подумай хорошенько и сообрази. Только молчи, не болтай попусту языком. Он у тебя и без того слишком длинный.
– Я спрячусь, – прошептала в ответ Николь. – Но что потом?
– Маркиз к утру опамятуется и отменит свой приказ. За ним успокоится и граф. Или ты не заметила, что наш хозяин готов выполнить все, что гость ни потребует? Грех говорить такое, но коли маркиз де Мортемар захотел бы, чтобы Гуго де Вержи сплясал на крыше голышом, так граф, поди, уже снимал бы с себя исподнее.
Бернадетта подтолкнула девушку в спину крепким кулаком.
– Не стой как овца!
Отвернулась и
На благодарности не оставалось времени. Накинув на плечи тяжелый пыльный плащ, Николь торопливо пошла в другую сторону.
Бернадетта уверена, что ей удастся спрятаться хотя бы до утра. Но дворы наводнены людьми, и если старуха сказала правду, на поиски Николь сейчас поднимут весь замок.
Значит, нельзя оставаться ни в замке, ни во дворах.
Крепостная стена охраняется днем и ночью, туда и подавно не сунешься.
Что остается?
На крышу Николь забралась по выщербленной стене южной галереи. Путь, который она всегда преодолевала играючи, на этот раз дался ей с большим трудом: ныла рана, да еще и плащ висел на плечах бесполезным грузом, тянул вниз.
Но, оказавшись наверху, Николь в полной мере оценила предусмотрительность старухи.
Между трубами бродил голодный ветер, крутился вокруг главной башни, как бродячий пес возле кухни: ждал, не распахнутся ли ставни, чтобы радостно взвыть и ворваться внутрь, хватая все, что подвернется по пути.
Нагревшаяся за день черепица к ночи остыла. Тонкая рубашка не спасала от холода.
Тут-то и пригодился плащ. Закутавшись, девочка вытянулась вдоль водосточного желоба, чтобы высокий бортик закрывал ее.
Со всеми приготовлениями она едва успела: черное пятно двора внизу осветилось факелами, замельтешили огни. Николь вжалась в крышу. Луна, как назло, выплыла из-за облака и повисла над ней, словно насмехаясь.
Понемногу шум стих, но девочка по-прежнему боялась поднять голову. Правая рука затекла, левая ныла, а пошевелиться страшно: ну как потеряешь равновесие и перевалишься через водосток? То-то обрадуются слуги маркиза, когда она упадет им на головы.
Однако постепенно Николь привыкла к своему положению. А ухитрившись закрыть голову полой плаща, даже подумала, что и впрямь сможет продержаться до утра. Лишь бы никто не догадался проверить крышу галереи.
Вот разве что в бедро, как ни повернись, впивается какой-то выступ. И вдобавок от плаща воняет козлом и плесенью. Интересно, для чего он Бернадетте? Вряд ли старуха предполагала, что изношенная одежда когда-нибудь пригодится служанке, скрывающейся от сумасшедшего маркиза.
Николь вспомнила, что забыла спросить у Бернадетты, какой приказ должен отменить Жан Лоран де Мортемар. «К утру он опамятуется», – сказала старуха.
– …не успеет.
Николь вздрогнула.
Что это? Или ей послышалось?
Внизу раздалось глухое покашливание. Кто-то стоял возле окна, из которого она выбралась по стене на крышу.
– Ты уверен, Гуго?
– Я приказал открыть ворота. Мои люди доскачут до деревни. Если она там, ее быстро найдут.
– А если нет?
– Ее поймают. Дайте им немного времени.
– Ты предупредил, чтобы ее взяли живой?
– Разумеется.
– Я своими руками сверну ей шею.
– Понятное желание, ваша светлость. Но сперва – камень…