Тайна затворника Камподиоса
Шрифт:
– Слушаюсь, святой отец, – и Крыса бесшумно удалился.
Витус осмотрелся хорошенько. На стенах развешаны самые страшные предметы: все они отливали металлическим блеском, повсюду видны винты, наручники и другие штуковины и предметы, названий которых молодой человек не знал. Справа, за столом судьи, – еще одна лестница, ведущая вниз; она завершалась у проема в стене, открывшего свой черный зев.
По спине побежали мурашки.
– Вот еда, – Крыса притащил бачок с похлебкой.
– Что это? – спросил
– Суп.
Нуну принюхался.
– Хм, запах ничего себе. Будем садиться, отец? Стоя оно совсем невкусно.
– Я не против, – Алегрио был уверен, что, окажись здесь Игнасио, он бы этого ни за что не позволил. Тому все едино – вкусно будет двум палачам и подсудимому еретику или нет. Досадуя на самого себя, Алегрио отодвинул в сторону документы.
– Не приведи Господь, чтобы вы забрызгали мои бумаги, – буркнул он.
– Мы не забрызгаем, – пообещал Нуну.
– Мы осторожно, – поддержал его Крыса.
– Я ничего не хочу, – сказал Витус. Он и думать не мог о еде. С течением времени ему становилось все труднее держать себя в руках.
– Ну, потом не жалуйся, – прошипел Крыса, доставая ложку из-за пояса. – Нам больше достанется. Сегодня похлебка что надо. С крупной фасолью и большими кусками козьего мяса. – Он сел и принялся впихивать в себя еду. Нуну сел рядом с ним и начал, причмокивая, есть.
Отец Алегрио с упреком посмотрел на них:
– Могли бы помолиться перед едой.
Оба подняли глаза:
– Простите, святой отец...
– Нас задержали, поэтому мы пришли позже, чем собирались! – его преосвященство подошел к столу судей и первым делом поставил на него обязательные вазочки с орехами и сахарной пудрой.
– Дон Хайме, садитесь, пожалуйста, справа от меня. А вы, отец Алегрио, – слева.
– Надо покончить с этим делом как можно скорее, – пробурчал алькальд и с тяжелым вздохом опустился на стул.
– Вы угадали мои мысли, – кивнул Игнасио. – Вы готовы, отец Алегрио?
– Давно, – объявил секретарь протокола. Он даже не старался скрыть ехидный подтекст этих слов.
– Вот и отлично! Подтверждаю, что суд вновь собрался в полном составе. Поскольку это продолжение допроса, открывать заседание вновь необходимости нет.
Игнасио обвел взглядом всех присутствующих. Перед судейским столом стоял обвиняемый, спокойный и выдержанный. Однако стоп! Разве не искорки страха у него в глазах? Очень кстати. Страх – хороший помощник, когда ведешь дознание.
Рядом с обвиняемым стояли Нуну и Крыса. Вид у них был сонный. Ничего, он позаботится о том, чтобы здесь все шло поживее. Игнасио поднялся, подчеркивая сугубо официальный характер своих слов:
– Обвиняемый Витус Безымянный, у вас было достаточно времени – несколько часов! – чтобы обдумать свое положение. Поэтому я спрашиваю вас: признаете ли вы, что вступили в союз с дьяволом или его демонами?
– А что будет, если я признаю это?
– Ага! – приятно удивленный этим вопросом, Игнасио опустился на
– Ну, если вы покаетесь и именем Пресвятой Матери Господней отречетесь от дьявола, все будет зависеть прежде всего от того, поверим ли мы в искренность вашего раскаяния. Такую клятву, Витус, должны принести именно вы. А то может случиться, что устами вашими будет говорить дьявол, пожелавший ввести нас в заблуждение. Поэтому следует хорошо обдумать, какие меры предпринять, чтобы спасти вашу душу.
– Я ни в чем не раскаиваюсь. На мне никакой вины нет.
– Не понял? Вы ведь только что... – Игнасио прервал себя на полуслове, чтобы совладать с нараставшей в нем яростью. Неужели этот парень потешается над ним? За дурака его принимает? Нет, надо сохранять внешнее спокойствие. Пытки, если они сочтут необходимым применить их, конечно, продвинут дознание в желательном направлении.
– Выходит, вам не в чем каяться?
– Вы меня правильно поняли.
– Тогда мне не остается ничего другого, как перейти к дознанию мучительному! Отец Алегрио, вы внесли в протокол, что обвиняемый и после повторного допроса и даже при виде пыточных предметов упрямо отрицает какие-либо грехи со своей стороны?
– Прошу прощения, ваше преосвященство, пока не успел, – Алегрио указал на факел, дававший очень тусклый для такой большой камеры свет. Вдобавок, язычки пламени все время подрагивали.
– Очень трудно писать при таком освещении.
– Хм!.. – Игнасио жестом подозвал к себе Нуну. – Принеси еще несколько свечей, да поживее!
– Крыса, сбегай за свечами! – приказал Нуну.
Крыса вопросительно взглянул на Игнасио. Нуну потянулся и расправил плечи:
– Я надсмотрщик и палач, и скоро мне надо будет приступить к экси... экси... эксикуск... В этом Крыса мне не помощник.
– А-хм-мм, – прокашлялся Игнасио. – В этом ты, пожалуй, прав. – Он бросил взгляд на отца Алегрио. – Внесете все необходимое в протокол несколько позже. Вот принесет помощник Нуну свечи, и мы перейдем к осмотру пыточных инструментов, тогда и запишете: вам все равно нечего будет делать.
– Слушаюсь, ваше преосвященство.
– А вы согласны, дон Хайме?
– Разумеется, а как же, – в голосе алькальда звучало нетерпение.
– Обвиняемый, я объясню вам, что сейчас последует: мы действуем строго согласно распоряжениям о проведении дознания инквизицией. И начнем с Territio verbalis. Нуну, тебе ясно, что делать?
– Да, ваше преосвященство.
Колосс повернулся к Витусу:
– Смотри внимательно, доктор-еретик, я объясню тебе, как называются эти предметы. – Он, хромая, подошел к табурету, на котором лежала металлическая перчатка. – Это «раскаленная перчатка».