Тайна затворника Камподиоса
Шрифт:
Наконец Витус проговорил:
– Послушай, Гаго, у меня появилась одна мысль. Я покажу тебе, как вырезать удочку, а потом мы вместе пойдем удить рыбу. Что поймаешь – твое. Может, мама нажарит рыбы на ужин!
Витус вопросительно взглянул на Орантеса, тот кивнул, давая понять, что не возражает.
– Только пройдите мимо подворья и предупредите мать, куда идете, не то она будет беспокоиться.
– Предупредим, – пообещал Витус. И, обратившись к Гаго, сказал: – Ты ведь пойдешь со мной?
Малыш молча кивнул.
– Договоримся так: кто поймает самую большую рыбину, тот и победил!
Позднее,
– Никогда не бери для удилища крепкое дерево: оно должно быть гибким, чтобы подавалось, когда рыба потянет наживку на себя. Вот, смотри, – Витус согнул свое удилище. – С буковой или дубовой веткой это не вышло бы.
Глаза у Гаго расширились, и он опять закивал головой.
– На тонком конце прута мы сделаем надрез и привяжем сюда леску... Такой вот двойной узел... Умеешь вязать двойные узлы?
– Н-н-еа...
Витус показал, как это делается. Потом этот узел развязал.
– А теперь ты!
Гаго своими тонкими пальчиками довольно ловко завязал двойной узел.
– Ну и ну! Быстро же ты все усваиваешь! Ты действительно впервые завязываешь этот узел?
– Хм...
– Так, а сейчас еще насадим червей, и тогда будем удить рыбу. Удачи, Гаго!
– Хм-м...
Они некоторое время просидели, молча уставившись на воду, и вдруг удочка у Гаго дернулась. А потом она так выгнулась, что едва не вырвалась у малыша из, рук.
– Держи крепко! – Витус хотел было помочь Гаго, но малыш повернулся к нему спиной и схватился за удилище обеими руками. Он хотел поймать рыбу сам. От напряжения его личико сморщилось.
Наконец сопротивление рыбы ослабло – Гаго победил! И в воздух, описав дугу, взлетела крупная серебристая рыбина в пол-локтя длиной, довольно тяжелая. Витус одним ударом острого ножа отхватил ей голову.
– У нее усы над верхней губой, – сказал он. – По-моему, это чебак. Поздравляю!
Глаза Гаго заблестели.
Они поудили еще некоторое время, и малыш поймал еще две рыбины. Витусу же не везло. Наконец он поднялся:
– Лaдно, Гаго, пойдем домой, а то рыба испортится и нам нечем будет похвастаться перед твоей мамой.
Гаго кивнул:
– Д-д-да! Х-х-ха-ра-шшо...
Они быстро зашагали в сторону дома. Недалеко от подворья Орантесов им встретились соседские ребятишки, и тут с Гаго произошла странная перемена: он судорожно схватился за руку Витуса и спрятался у него за спиной.
– Заячья губа! – вопили пробегавшие мимо мальчишки и корчили гримасы, изображая Гаго.
Витус остановился, а малыш, весь дрожа, прижался к нему.
Гаго, признавайся,Твоя рожа что у зайца!Заячья губа кривая,И краснющий весь, как рак.Значит, Гаго наш – дурак!Дурак!Они распевали это и приплясывали, показывая Гаго длинный нос. Витус уговаривал их перестать дразнить мальчика, но они никак не хотели угомониться.
Рожа с заячьей губой –Гаго, кто же ты такой?Заячья губа– Тихо! – прикрикнул на них Витус. – А ну, умолкните немедленно, не то получите от меня по затрещине – на всю жизнь запомните!
Мальчишки испугались и, наклонив головы, начали о чем-то шептаться. Быстро разбежались, а потом, уже на порядочном расстоянии от Витуса и Гаго, снова принялись за свое.
– Не обращай на них внимания, – утешал малыша Витус. – Сами они дураки!
По щекам маленького заики покатились слезы.
– Никто из этих крикунов не наловил бы столько рыбы, сколько ты!
Гаго всхлипывал.
– Ладно, пойдем домой. – Витус надеялся, что Ана скорее успокоит своего младшенького.
Но и матери удалось это отнюдь не сразу. И Орантесу с близнецами тоже, когда они вернулись. Гаго просидел целый вечер в углу и ни на чьи вопросы не отзывался. Ему даже не захотелось попробовать собственноручно пойманной рыбы, когда мать поставила на стол сковородку.
– Не знаю, что мне делать с этим ребенком, – горестно вздохнула Ана. – Так продолжаться не может.
Она взяла Орантеса за руку и повела его за собой из дома. Ей хотелось обсудить с ним что-то, не предназначенное для чужих ушей.
Но вскоре они вернулись. Орантес направился к Витусу, который сидел с Магистром и близнецами за столом и перекидывался в картишки.
– Витус, на пару слов! И тебя, Магистр, прошу, если у тебя есть немного времени...
– Я готов, – маленький ученый бросил карты на стол. – У меня все равно ничего путного на руках не было...
– Дело вот в чем, – начал Орантес, когда они вышли на двор. – Мы с Аной очень волнуемся за Гаго. И вовсе не с сегодняшнего дня. Малыш окончательно замыкается в себе. Раньше он всегда что-то напевал себе под нос, часто смеялся и забавлялся игрушками, которые доставались ему по наследству от старших, но в последнее время он сам не свой...
– Хотя мальчонка он очень толковый, – заметил Витус.
– Просто больно смотреть, как этот маленький человек страдает, – сказал Магистр, поглаживая себя ладонью по светлому парику.
– Мальчишки дразнили его сегодня не в первый раз, – продолжил Орантес. – От этих издевок он совсем скис. Малышу сейчас пять, а говорить он начал, когда ему был год с небольшим – и не только «папа» или «мама», как все остальные мои отпрыски, но и целые предложения вроде: «Гаго любит маму» и все такое. – При воспоминании об этом по лицу Орантеса скользнула улыбка. – Тогда он вовсе не заикался – по крайней мере мы ничего такого не замечали. Мы с Аной гордились им, думали, что эта его одаренность – как бы возмещение заячьей губы, которой его наградил Господь. Но чем старше становился Гаго, тем больше он заикался. Можно даже сказать так: чем отчетливее он понимал, что внешне отличается от остальных, тем больше терял уверенность в себе.