Тайна затворника Камподиоса
Шрифт:
– Это наркотик, рецепт которого принадлежит братьям из монастыря в Монте-Кассино, это в Италии. Правда, вместо макового семени я взял млечный сок опийного мака, но, как видишь, мое средство не менее действенно.
Орантес кивнул.
Витус еще раз внимательным образом осмотрел то место на лице Гаго, которое предстояло оперировать. Раздвоение губы начиналось прямо под носом, и обе ножки перевернутой буквы «V» прочно срослись с деснами. Хорошо еще, что раздвоенной была только верхняя губа, а не нижняя, или челюсть, или само небо (в последних двух случаях оперировать вообще было бы нельзя). А так можно рассчитывать на успех, если операция пройдет удачно.
Орантес несколько раз слегка встряхнул Гаго. Мальчик не отреагировал.
– Спит, как сурок.
– И чудесно. Начнем! Магистр, дай мне скальпель с длинным острием.
– Вот.
– Спасибо. – Витус приставил острый, как бритва, скальпель к тому месту, где верхняя губа сходилась с десной, и быстро надрезал снизу вверх ножки «V». Это заняло совсем немного, времени. Слабое кровотечение из-под срезанных ножек он остановил квасцовым камнем.
– Это была первая стадия операции. К счастью, у Гаго всего лишь Labium fissum – абсолютно нормальная заячья губа.
– А теперь что? – спросил Магистр.
– Теперь из двух ножниц дай мне меньшие. Я отрежу от окончания ножек по кусочку ровно, чтобы они могли потом прочно срастись.
– Понимаю, – кивнул Магистр – Кожа с кожей не срастется, а живая плоть – да!
Завершив второй этап операции, Витус снова остановил кровотечение квасцовым камнем.
– А теперь, Магистр, дай мне золотую иглу. Ты вдел нить и завязал узел?
– Все сделал. – Маленький ученый протянул Витусу то, что тот просил.
Витус взял иглу и внимательно ее осмотрел. Для того, что он собирался предпринять, повсеместно использовались и серебряные иглы, но он придерживался мнения, что золото, как металл более благородный, практически исключает инфицирование раны. Потом он левой рукой крепко прижал друг к другу выровненные края раны и одним резким движением протянул иглу через оба кожных лоскута, чтобы оба ее конца выступали из губы на равную длину. Затем взял свисающую нить, заложил ее в форме восьмерки за концы иглы и стянул, следя за тем, чтобы края раны соединились ровно.
Тот же прием он повторил еще раз со второй иглой, приставив ее к губе несколько пониже. Когда и это было сделано, края раздвоенной губы сошлись.
– Теперь дай мне медовую мазь, Магистр. Спасибо. – Витус осторожно смазал рану. – А сейчас – Emplastrum longum.
Магистр протянул ему широкий пластырь, которого хватило, чтобы закрыть личико малыша от щеки до щеки. Витус так туго наложил его, что края раны сошлись еще плотнее.
– Дело сделано! И даже лучше, чем я предполагал.
– Deo gratias! – перевел дыхание Магистр.
– А сможет он нормально говорить, ведь вы так стянули ему кожу? – с сомнением в голосе спросил Орантес.
– Конечно! – заверил его Витус. – Кожа человека способна растягиваться – это в природе вещей. И вообще, со временем будет почти незаметно, что Гаго сделали операцию. А кроме того, – Витус улыбнулся и принялся складывать свои инструменты, – лет этак через двенадцать, не позже, у твоего мальчика вырастут усы и борода.
Через три дня Витус впервые сменил успевшую несколько ослабнуть повязку. А еще неделю спустя вытащил верхнюю золотую иглу. Прошло еще два дня – вытащил и вторую. Ко всеобщему облегчению выяснилось, что никаких ошибок Витус как хирург не допустил. Края раны срастались прочно, надрез превращался в тонкую полоску, со временем никто этого шрама и не разглядит.
Посмотрев на свое отражение, Гаго радостный бросился вон из комнаты.
С каждым днем мальчик все более оживал. А вместе с ним и вся его семья.
– Витус, – обратилась Ана к юноше через две недели после операции. – Нет слов, чтобы выразить, как я вам благодарна за все, что вы для нас сделали! Я хочу сказать, что у нас вы всегда будете как в родном доме. Вы с Магистром можете жить у нас, сколько пожелаете. Отныне вы – члены нашей семьи.
– Моя жена, как всегда, права, – подтвердил Орантес. – Я сам не сказал бы лучше! – он говорил нарочито бойко, пытаясь скрыть душевное волнение.
В дверь постучали.
– Кто бы это мог быть? – удивился хозяин дома. – Антонио, пойди, открой!
На пороге стоял высокий мужчина лет около тридцати в замшевой куртке и таких же штанах. Берет был залихватски заломлен на левое ухо. Незнакомец ловким движением снял его и отвесил поклон.
– Меня зовут Артуро, я из труппы циркачей. Мы идем в Сантандер. Вы оказали бы нам большую услугу, если бы позволили набрать воду из вашего колодца.
– А где же остальные? – осмотрительно спросил Орантес. Опыт общения со странствующими лицедеями кое-чему его научил.
– Примерно в миле отсюда. Отдыхают у дороги, сеньор, – вежливо объяснил Артуро. – Нас семеро, и все мы люди мирные, безобидные. Уверяю вас, никакого беспокойства по нашей вине у вас не будет.
– Так-так... – Орантес, который по своей природе всегда был готов помочь, если его об этом просили, преодолел свою осторожность. – Вы можете набрать воды, сколько вам нужно, и остановиться на отдых там, где остановились. Это моя земля. Я ее арендую. Но едой вы должны запасаться сами...
– Конечно, конечно! Спасибо вам, сеньор...
– ... Орантес.
– Не все хозяева колодцев так великодушны, как вы, сеньор Орантес. Если вы не против, я потом приеду на телеге с двумя бочками... – его взгляд упал на три шарика, которыми жонглировал Магистр, – и в качестве благодарности покажу вам, как жонглируют семью шариками.
Он поднял для приветствия руку, резко повернулся и удалился.
– Семь шариков, – протянул Магистр некоторое время спустя. – Хотел бы я это видеть!
Слова Артуро не были простым бахвальством. Наполнив бочки водой – при этом ему помогал мужчина, которого он представил как Анаконду, «человека-змею», – он вышел на середину двора, широко расставил ноги и достал из карманов семь разноцветных шариков. Он начал подбрасывать один за другим в воздух, причем каждый последующий вылетал у него из рук с большей скоростью. Наконец в воздухе оказались все семь, они сновали вверх-вниз перед глазами удивленных зрителей.