Тайна золотой реки (сборник)

Афанасьев Владимир Николаевич

Вытянувшись на оленьей шкуре у дымящегося костра, Иван укрылся тёплой ровдугой и ещё долго смотрел в небо, подернувшееся по краям тёмной каймой с выступившими под ней бледными немигающими звёздами, и то приятные, то тревожные думы далеко уносили его. Отступило щемящее чувство одиночества, которое давило постоянно. Возможно, потому, что не завёл он здесь, на Чукотке, ни друзей, ни подруг. Ветры да вьюги, дожди да снега… и непролазные, без конца и края колымо-чукотские трассы.

Он отказался вначале от ордера на комнату в новом доме, отдал её молодому водителю, к которому приехала, как говорят на Колыме, с «материка» семья. И теперь вот уже несколько лет не брал отпуск и не ездил на «материк». Вся

его жизнь была на колёсах. Кабина – родной дом. От большого заработка он не скупился высылать сестре, помогать дочери… Думал о ней и надеялся, что когда-нибудь она возвратится к нему и они будут счастливы. Теперь же он думал о том, что и Лена будет любить его дочь. Ему даже казалось, что они чем-то напоминают друг друга. Правда, Ивана настораживала и пугала разница в годах. Однако хотелось верить, что Чукотка готовит ему большое человеческое счастье.

Убаюкивающе позванивали ботала. Подзинькивали комариные стайки. И незаметно под шелест высоких трав Иван почувствовал себя легко в этой нетронутой благодати…

Идём на задержание Рассказ

Когда по стене хлёстко ударил выстрел, участковый инспектор милиции Назар Хватов сидел у домашней печки: согревался, перебирая в уме задачи со многими неизвестными по фактам хищений золота из контейнеров прииска «Шахтный». Вломившийся вслед за выстрелом вопль отчаяния встряхнул Назара и вытолкнул наружу. В два прыжка он очутился на соседском крыльце. Проскочил тёмный тамбур. Распахнул дверь и замер на пороге небольшой комнаты, залитой электрическим светом. Напротив входа на тёмно-зелёном фоне задёрнутой на окне шторы, в глубокое казённое кресло был втиснут лысоватый мужчина. Его неопределённая поза, откинутая навзничь безжизненная голова с опалиной у виска, впившиеся в подлокотники окоченевшие пальцы подводили черту…

В убитом Назар признал приискового снабженца Казимира Косова. Его сомнительная репутация и прошлое были известны оперативной службе милиции. Ясно было и другое…

Глядя на раздавленного страхом соседа, у Назара сорвалось сурово:

– Кто его? – И он кивнул тяжёлым подбородком на Косова.

– Пашка Нырок… – вяло, поднимаясь с табурета, выдохнул сосед и, задержав взгляд на Казимире, продолжал горестно: – Земляк он мне. Наведывался иногда… Однако всё мирно было. Нынче пришёл, бросил у двери котомку… Даже словом не успели обмолвиться, как дверь распахнулась… Пашка Нырок прямо с порога по нему вдарил из двустволки. Схватил котомку и утёк.

Сосед обессиленно опустился на табурет и, сжав голову жилистыми ладонями, сокрушённо застонал:

– Что ж теперь будет-то, Назар? Что?..

– Значит, Пашка Нырок? – как бы пропуская слова соседа, нервно ворочая желваками, соображал с чего начать Назар. – Значит, котомку схватил… – как бы для себя уточнял он. – Ладно, сосед, разберёмся! – гвоздил Назар каждое слово. – Сиди и до прибытия прокурорской группы ничего не касайся – так надо!..

Не замечая февральской стужи, Хватов выскочил из дома и, перескочив через изоляционную обшивку тепловой магистрали, пролегающей вдоль проезжей части дороги, идущей от котельной, пробежал сугробные дворы и, скатившись по шлаковой горке, нырнул в котельную. Дежурный истопник не удивился появлению участкового инспектора милиции. Отставив в сторону гранёный стакан с парящим чаем, он пододвинул к краю стола телефон и спросил, испытывающе уставившись на Назара:

– Никак – чрезвычайное?

– Очень даже серьёзное, Нил Нилыч, – едва перевёл дыхание инспектор и выпулил: – Нырок не появлялся?

– Опять что-то натворил? – всплеснул руками старик.

– Почему опять? – насторожился Назар.

– Так его ж уволили из котельни! – вроде как возмутился Нил Нилыч. – Пил, прогуливал…

– Да-да… –

закивал Назар, поймав на себе неспокойный и неискренний взгляд истопника.

Однако рассказал о случившемся.

После короткого телефонного разговора с дежурной частью милиции Хватов положил трубку на рычаг и, уставившись острым прищуром на прыгающие язычки пламени в смотровых отверстиях заслонок котла, некоторое время стоял неподвижно – прикидывал…

– Вы, товарищ старший лейтенант, послушайте меня, старого человека, – прервал Назаровы мысли Нил Нилыч, поднимаясь с лавки. – Вы, наверное, знаете Савелия Кепкина из районного управления рыбнадзора? Так вот у него одно время с Пашкой Нырком отношения не сложились. Пашка хищно браконьерничал. Савелий поймал его и повязал. Нырок ощетинился, лицемерить, выворачиваться было стал, на взятку Кепкина подбивал. Не вышло. Савелий мужик жёсткий, честный, от своего не отступится. Пашку под суд подвёл. Мы-то думали, что Нырка определённо в кутузку упекут, да только вывернулся он, как ни странно. Отделался лёгким штрафом. А уж Савелия Егоровича возненавидел люто. Грозился убить. К чему это я говорю? Да потому что Пашка и на Савелия руку поднять может. Теперь ему одна статья. Нырок может скрыться. У него на протоке Ползунихе места скрытные имеются. Вовек не отыщешь. Правда, Савелий Кепкин Пашкины повадки знает. Нырок тихарь. С ним надобно быть начеку…

Слушая истопника, Назар уловил в его голосе едва заметную нервозность. Выдавали это состояние: и слезливые глазки, и въедливый румянец на скулах, шее, на лбу… Заостряло внимание предупреждение в последней реплике.

– Что ж, совет добрый, – только и ответил Назар. – Однако пора! Время не ждёт…

– Куда вы так сразу? – засуетился Нилыч и тут же спохватился, снимая с крючка вешалки кожух и шапку-ушанку. – Вот – наденьте…

– Излишне… – отказался от одежды Назар и перед выходом из котельной бросил значительно: – Ничего, Нилыч, разберёмся…

А над полярным посёлком густела студёная ночь.

И когда холодный рассвет стал робко приподниматься над далёким горизонтом сиреневой бледностью, а ровный и зябкий предутренний ветер накатывался студёностью, уносясь вниз по ледовым плешинам реки к торосному панцирю Ледовитого океана, по узкой нартовой колее, петляющей вдоль лесистого берега Колымы, ходко шли несколько собачьих упряжек.

У устья речки Горная аргиш встал. Каюры спешились.

– Прошу быть предельно внимательными! На рожон не лезть! Держите с нами связь – аппаратура отлажена!.. Расходимся по маршрутам! – объявил начальник милиции. – Идём на задержание.

Уже позади широченная Колыма. Миновали древнюю охотничью избушку у мыска «Чабаковый»… а Савелий Кепкин всё оглядывался, всматривался в рассветившийся небосвод и, шмыгая ноздрястым носом, принюхивался… Наконец, не дождавшись от участкового инспектора ни единого словца, загудел каюрскую песенку.

– Пашка Нырок – не волк, а тундру знает, – оборвав пение, бросил он через плечо старшему лейтенанту.

– Вы с ним общались? – как бы между прочим отозвался Назар.

– Общаемся… – обидно проворчал Кепкин и выпулил с иронией, завозившись неловко на нартах: – С ним «общались», с Нилычем «общались»…

– Деликатный старичок – Нилыч, – пространственно сказал Назар. – Тихий…

– Мутный! – точно приклеил ярлык, возмущенно повысил голос Кепкин. – Омут…

– Ничего, Савелий Егорович, разберёмся, – спокойно уронил Назар и плотнее завернулся в меховое одеяло. И опять некоторое время ехали молча.

– Прошлой ночью звезда Венера совсем красной была, однако, – начал разговор Савелий.

– К ночи пурга обрушится, – согласился Назар.

Как только упряжка замедлила бег и стала прижиматься к береговой кромке, где темнели заструги и обломки вмороженных в берег льдин, Назар заметил: