Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции
Шрифт:
Такая судьба постигла Бразилию при Гуларте, Гватемалу — при Арбенсе, Боливию — при Эстенссоро, Чили — при Альенде, Эквадор — при Рольдосе, Панаму — при Торрихосе. В течение десяти лет я, будучи экономическим убийцей, принимал в этой игре самое непосредственное участие. И хотя я уже давно покончил с этой профессией, меня до сих пор мучают угрызения совести. И гнев.
Я дал слабину — в своем стремлении услужить корпоратократии и удовлетворить собственные аппетиты я отступил от принципов, уважать которые меня приучили с детства. Теперь меня приводило в ярость то, что я, как проститутка, продал свою честь.
Вернувшись в Соединенные Штаты, я связался с сотрудником Leucadia, ответственным за подбор руководящих кадров. Понимая, что затеваю совершенно безнадежное дело, я все же сообщил, что готов рассмотреть возможность принять назначение, но только при условии, что мне позволят превратить СОВЕЕ в модель бизнеса на принципах социальной ответственности и бережного отношения к окружающей среде.
Я пояснил, что на меня произвел большое впечатление гидроэнергетический комплекс на реке Зонго, и мне пришла в голову идея, что сама компания, располагая возможностями обеспечить электричеством беднейшие слои населения, как никакая другая подходит на роль проводника перемен.
После моей тирады повисла долгая пауза. «Хорошо, — наконец ответил мой собеседник, — я обговорю это с Йаном Каммингом. Хотя на многое не рассчитывайте. Управляющие отвечают перед акционерами, и от президента СОВЕЕ мы ожидаем максимизации прибыли. — Последовала еще одна пауза. — Может, все же передумаете?»
Его слова будто подстегнули мою решимость: «Ни в коем случае».
Больше они никогда мне не звонили.
19
Изменить свою мечту
После этой истории меня не оставляли мысли о том, как иностранные организации эксплуатируют Боливию; думал я и о той роли, которую сыграл в этом, будучи экономическим убийцей. Чем дольше я размышлял, тем сильнее становилась моя ярость. Я уже был готов вернуться в Ла-Пас или отправиться в Колумбию; а может, в какую-нибудь другую из испаноязычных стран Латинской Америки и встать в ряды движения сопротивления. Столь почитаемый мною Томас Пейн непременно поступил бы так же.
Однако дальнейшие рассуждения привели меня к мысли, что Томас Пейн скорее воевал бы более привычным для себя оружием, чем ружье, — своим прославленным острым пером памфлетиста. Я спрашивал себя: каким образом я смог бы принести больше всего пользы?
Ответ на этот мучивший меня вопрос стал понемногу проясняться во время одной из моих поездок по делам некоммерческой организации, которая работала в Гватемале. Я разговорился со стариком майя, и эта беседа натолкнула меня на мысль вернуться в Эквадор, где более 20 лет назад я начинал волонтером Корпуса мира; — в леса, туда, где обитает амазонское племя шуаров.
Теперь я понимаю, что в моей душе царила ужасная смута: я разрывался между нежеланием предавать своих бывших коллег — экономических убийц и голосом совести, что грызла душу; мне страстно хотелось поведать миру, какое зло мы творили, но другое зло — меркантилизм, пронизывающий все поры нашего общества, — цепко держало меня в своих объятиях. А где-то глубоко, в подсознании, крепло чувство, что только шуары со своими простыми представлениями о гармонии мира помогут мне преодолеть душевный разлад.
И вот я со своим другом и издателем моих книг по культуре коренных народов Эхудом Сперлингом заказываю в American Airlines два билета до столицы Эквадора Кито и еще два — на самолет местной эквадорский авиалинии до затерянного в Андах городка Куэнка. На пару дней мы с Эхудом задержались в этом колониальном городишке, где я когда-то провел некоторое время после путешествия в дождевые леса Амазонии.
На третьи сутки ранним утром мы погрузились в джип, нанятый здесь же вместе с водителем, и по коварным горным дорогам стали пробираться к городку Макас в самом сердце джунглей. Путешествие, надо сказать, было захватывающим. Наш путь лежал вниз, к подножию, по разбитой горной дороге, серпантином петлявшей от самых вершин Анд. Еще по прежним временам я помнил ее многочисленные рытвины и колдобины — и теперь, через два десятка лет, здесь все было по-прежнему.
С одной стороны к узкой дороге вплотную подступал почти отвесный скалистый склон, а с другой зияла пропасть. Откуда-то снизу доносился монотонный гул устремляющихся в ущелье горных потоков. Из-за старых, разболтанных встречных грузовичков, которым едва хватало сил, чтобы двигаться вверх по серпантину, нашему водителю приходилось то притирать джип почти вплотную к скале, то опасно прижиматься к противоположному краю дороги, где лишь невысокий бордюр защищал нас от падения в пропасть. Иначе разъехаться было невозможно.
Да, думал я, вот другая жизнь, другой мир. Как не похож он на наш привычный уклад. Снова и снова я задавал себе вопрос, как мог променять эту жизнь на карьеру экономического убийцы. Ответ оказался прост: парнишка, выросший в сельской глуши Нью-Хэмпшира и еще в самом начале жизни уже разочарованный ею, не мог не прельститься авантюрной жизнью и огромными деньгами, что сулила проклятая профессия экономического убийцы. Как рыбка, привлеченная блесной, загадочно посверкивающей сквозь толщу воды, я заглотал наживку.
Ближе к полудню джип въехал в небольшое поселение — в прошлые времена, насколько я помнил, дорога здесь и кончалась. Однако теперь она уходила дальше, на Макас, только стала еще более ухабистой и уж совсем размытой из-за постоянных ливней, приносимых из бассейна Амазонки. Колеса джипа проворачивались в вязкой грязи. Стараясь скоротать время, я начал рассказывать Эхуду, как в первый раз побывал в Макасе в 1969 году. Вскоре разговор перешел на ту роль, которую играли в мировой истории Соединенные Штаты.
Почти два столетия наша страна была для мира примером демократии и справедливости. Наши священные документы — Декларация независимости и Конституция — вдохновляли народы других континентов на борьбу за свободу. Наша страна стремилась создавать глобальные институты, которые воплощали в себе наши идеалы. В ХХ веке США стали играть более активную роль в поддержке движений за демократию и справедливость; весомый вклад нашей страны воплотился в создании Постоянной палаты международного правосудия в Гааге, в разработке таких важнейших документов, как Устав Лиги Наций, а после — Устав ООН, во Всеобщей декларации прав человека и множестве конвенций ООН.