Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
— Вот как? — раздраженно хмыкнул Натан. — И где об этом сказано в Писании?
Он повернулся и ушел.
Сильван постоял, водя пальцами по посоху.
— Когда увидишь Иисуса, обязательно спроси его об этом, — сказал он. — Уверен, что в Писании что-нибудь да сказано об уважении к дарам. И он наверняка знает и в какой книге, и какой стих.
— Я больше не встречусь с Иисусом, — печально проговорила Мария.
Да, рассчитывать на это не приходилось. Что же касается новой подружки, Кассии, Мария твердо решила навестить ее, благо она тоже из Магдалы. Отец наверняка запретил бы это,
Магдала ждала возвращающихся паломников, чтобы приветствовать их. Обычно люди, вернувшиеся из Иерусалима, несколько дней находились в центре всеобщего внимания. Их расспрашивали обо всем — об улицах святого города, об облике иноземных иудеев, о великолепии храма. Порой казалось, что этот общий интерес, граничащий с восхищением, кружит голову даже больше, чем само соприкосновение со святыней. Но потом интерес спадал, тем более, что близился святой праздник — День Искупления, и в Иерусалим уже собиралась другая группа верующих.
Прошло несколько недель, отмеренных шестью Шаббатами, прежде чем Мария и Кассия встретились снова. Им удалось перемолвиться словом и договориться о времени, когда Мария придет в дом Кассии и разделит трапезу с ее родственниками. Визит намечался на вторую половину дня. Предполагалось, что в это время Мария пойдет смотреть на работу мастерицы из Тира, ткавшей необыкновенной красоты ковры. Мария и вправду несколько минут следила за виртуозным переплетением узора, восхитилась им. пришла к выводу, что у нее в жизни ничего подобного не получится, и, ускользнув из расположенной под навесом у озера мастерской, пробралась через заполненный народом рынок и поспешила на север, где в холмистой части города расположился новый квартал.
Дорога пошла в гору, да так резко, что девочка запыхалась. Дома вокруг нее становились все более и более впечатляющих размеров, причем на улицу выходили закрытые глухие стены. Это уже само по себе свидетельствовало о том, что их внутреннее убранство нуждается в охране.
Жилище Кассии находилось в самом конце улицы, так что ступеньки, которые вели к нему, располагались под углом к фасаду дома. Не успела Мария постучаться в дверь из чеканной бронзы, как та распахнулась, и на пороге появилась торжествующе ухмылявшаяся Кассия.
— Ты добралась! — воскликнула она, втаскивая Марию внутрь и обнимая.
— Да, но это было нелегко.
Мария старалась не думать о наказании, которое ее поджидает, если родители узнают, что она сбежала с урока коврового ткачества. Зато сейчас она находилась там, где хотела побывать. Она вошла внутрь и сразу оказалась в большом темном атриуме, где царила поразительная для жаркого летнего дня прохлада.
Девочки стояли, глядя друг на друга с некоторой неловкостью. Дружба, так стремительно и внезапно возникшая между ними некоторое время назад, теперь казалась чем-то придуманным.
— Ну что ж, — произнесла Кассия. — Я рада, что ты пришла. Пойдем, посмотришь мой дом.
Она взяла Марию за руку и повела за пределы атриума в примыкавшую анфиладу комнат. Их тут было великое множество,
— У тебя есть своя комната? — спросила Мария.
— Ну да, у нас их полно. И тут, и на втором этаже.
Говорила Кассия легко и непринужденно, словно так жили все.
Мария старалась не выдавать своего удивления, но просторные помещения казались ей не настоящими, как будто во сне. И, несмотря на то, что они имели только три стены, а четвертая выходила на залитый солнцем внутренний двор, в комнатах царил полумрак. Потом, когда глаза ее привыкли к темноте, девочка увидела, что стены окрашены в густой кроваво-красный цвет, а в одной комнате даже в черный. Вот почему они казались такими темными.
Кассия, не давая присмотреться, тянула ее дальше. Миновав переднюю, парадную часть дома, они оказались в личных семейных покоях. Кассия завела Марию в комнату с желтыми стенами и низким потолком, обстановку которой составляли маленькие стулья и стол, уставленный миниатюрными чашками и кувшинами. Прохладный пол был выложен полированным камнем, а в одном углу стояла узкая кровать с изящно вырезанными ножками, окрашенными в черный цвет и перехваченными позолоченными кольцами. Кровать покрывало полотно из блестящего шелка.
— Ой! — вырвалось у Марии, пребывавшей в некоторой растерянности, — Тут ты живешь? И спишь?
— Да, — сказала Кассия. — С тех пор как себя помню.
Тут они обе покатились со смеху. Понятное дело, что семь или восемь лет — не слишком долгая жизнь, и «помнить себя» в таком возрасте не бог весть какой подвиг.
Мария не могла представить себе, как бы она жила в таких хоромах. Ей казалось, она только и делала бы, что любовалась всеми этими чудесными вещицами — вот хотя бы стоящими на столе маленькими узорчатыми чашечками, мисочками, тарелками и кувшинчиками для соусов.
— Ты что, из них ешь? — не сдержала изумления Мария.
Кассия рассмеялась:
— Нет, конечно, это просто игрушки. С моим-то отменным аппетитом такими порциями никак не наешься.
Игрушки? Может, у нее и куклы есть? Впрочем, что за глупости — куклы запрещены и в иудейском доме их быть не может.
— Это для меня и моих воображаемых друзей, — пояснила Кассия. — Теперь сюда явилась и настоящая подруга. Ты. Мы можем делать вид, будто задаем пиры, устраиваем праздники! Пиры с невидимой едой, которая не оставляет никаких пятен, и посуду мыть не надо!
— У меня никогда не было комнаты, где можно устраивать воображаемые пиры, — призналась Мария. — Наверное, это здорово.
Неожиданно неловкость между ними растаяла. В конце концов, у девочек и впрямь было много общего, так что в подружки друг другу они вполне годились.
— Ну, идем. Думаю, пришло время для настоящей еды, и я хочу, чтобы ты познакомилась с моей мамой и отцом. Ну… и с моим младшим братом Омри.
Омри? Мария никогда не слышала, чтобы кого-нибудь звали Омри, хотя смутно припоминала, что так вроде бы звали какого-то плохого царя. Но ведь и женщины или девочки по имени Кассия ей тоже не доводилось встречать. Очевидно, в этой семье не принято называть детей обычными, распространенными именами — такими как Мария. Или Иисус. Или Самуил.