Тайная Миссия
Шрифт:
Для Триффана и кротов посильнее теперь появилась задача заставить медленно идущих выдерживать более быстрый и равномерный темп. Комфри хотел вместе с другими стариками спрятаться где-нибудь тут, чтобы не задерживать остальных. Однако никто из молодежи на это не согласился.
Если сведения Хоума были верны, то у кротов Данктона есть пять-шесть дней, пока их догонят. Триффан полагал, что они успеют добраться до гребня и там решат, как лучше расходиться.
Странное дело, но настроение кротов улучшилось. Этому способствовало и то, что глинистый подъем сменился меловой почвой.
— Смотри! — позвал он как-то Триффана. — Смотри!
Там, впереди, в траве при первых лучах утреннего солнца, упавших на блестящие крылья просыпающихся грачей и на сверкающие листья буков, виднелись два колокольчика, которые кивали высокому небу нежными бледно-голубыми головками.
— Я не видел их с детства, такие цветы росли между великими Камнями у Семи Холмов.
— Не такой уж ты старый, Спиндл, — заметил Триффан.
— Но и не молодой, — отозвался Спиндл. — Как и ты, и даже Мэйуид. Нам всем надо поторопиться жить, пока еще есть силы.
— Силы-то пока есть… — проговорил Триффан, глубоко вздохнув. — Здесь хорошие места, чувствуешь себя в безопасности, и где-то поблизости Камни… недалеко, совсем недалеко.
Ощущение Камня подтвердил Комфри. Когда Триффан отстал, чтобы пойти вместе с братом, Комфри сказал:
— Т-т-триффан, ты чувствуешь? Ч-ч-чувствуешь?
— Камень?
— Я чувствую, а Монди — нет.
— Он всегда чувствует Камни, этот Комфри, — проворчала Монди. — Утверждает, будто за каждым углом есть Камень, если только крот знает, куда смотреть.
— Есть! — произнес Комфри, и это прозвучало по-детски упрямо.
Комфри шел, пошатываясь, он ужасно постарел за последние недели. Глаза поблекли, он то и дело оглядывался, как потерянный.
— Я хочу умереть возле Камня, — прошептал Комфри, обращаясь скорее к себе самому, чем к другим.
— Не надо умирать, Комфри! — вскричала Монди с дрожью в голосе, бросив на Триффана беспомощный взгляд.
— Я не умру, пока не увижу, что мои кроты в безопасности, — сказал Комфри и в доказательство своих слов обогнал обоих.
Триффан, глядя на брата, заметил, что мех его стал седым и редким, походка неустойчивой, бока запали. Зато его постоянно окружала молодежь, сильные кроты, чей мех был густым, а дух бодрым. Они инстинктивно тянулись к Комфри, разговаривали с ним, поддерживали его и помогали ему передвигаться.
— Вам с Комфри надо было иметь детей, Монди, — проговорил Триффан.
— Их много, много, Триффан… ты можешь увидеть наших детей и там, и тут. — Монди протянула лапу и дотронулась до юнца, оказавшегося поблизости. — Важнее воспитать детей, чем родить, гораздо важнее. Комфри был самым лучшим отцом, какого только могла пожелать система, когда вы с Босвеллом ушли после чумы. Никто не забудет, как он учил слушать Камень.
— И тебя никто не забудет, Монди.
— Ну, может, и нет. Может, и нет, — вздохнула она. Потом внезапно покачнулась и почти упала.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил он.
— Не говори ему, — прошептала Монди, — не надо пугаться из-за меня…
Триффану показалось, что мир, который он любит, зашатался, когда покачнулась Монди, и планы, которые он строил, рушатся. Он остановил группу и настоял, чтобы все отдохнули.
Этот день, когда устроили передышку, был жарким, и юнцы собрались вокруг старого Комфри, а он рассказывал им сказку — легенду, как он ее назвал, — о кротихе, жившей очень-очень давно. Ее звали Ребекка, и он, Комфри, любил ее больше всех в жизни, за исключением еще одной.
— А кто она? — спросила Лоррен.
— Он не скажет, глупышка, — заявила Старлинг, — но догадаться легко!
Что она и сделала, причем очень точно, показав глазами на противоположный уголок норы, где дремала старая кротиха; Монди дышала немного затрудненно, но сохраняла покойное, умиротворенное выражение.
— Монди! — прошептала Лоррен. — Он имел в виду Монди?
— Да, — кивнула Старлинг. — Думаю, что так.
Триффан смотрел, как Комфри, закончив свой рассказ и отправив молодежь спать в дальние уголки временного убежища, подошел к Монди, погладил по спине и принес ей червяка, хотя, похоже, она была не в силах есть. Потом Комфри устроился рядом с ней, и оба старика, положив рыльца на вытянутые лапы, заснули, как и находившаяся поблизости молодежь.
Этим же вечером, всего после часа-двух марша, несмотря на опасность промедления, Триффан еще раз объявил передышку, потому что Монди и еще два пожилых крота сильно ослабели. Чуть позже Монди захотела выбраться на поверхность и попросила, чтобы сопровождали ее только Комфри и Триффан.
На землю спустились сумерки, и на востоке ярко горели огни Вена, а на западе, где садилось солнце, они увидели, или им показалось, что они увидели, Данктонский Лес, вздымавшийся над пустошью Отмура.
— Дорогой мой, я так устала, — мягко проговорила Монди, и Комфри, не сказав ни слова, подошел к ней еще ближе. — Ты тоже выглядишь утомленным, — добавила она, слегка подталкивая его. — Но ты доведешь их до безопасного места, правда? — И когда Комфри кивнул, она снова оперлась об его бок и стала смотреть в сторону Данктона. Потом Монди незаметно погрузилась в сон. А потом сон медленно перешел в… Комфри беспомощно взглянул на Триффана, он чуть не плакал. Триффан подошел, посмотрел на Монди и нежно дотронулся до нее. Она не проснулась, а только, казалось, приникла ближе к Комфри, из глаз которого потекли слезы.
Когда бок Монди, которым она прижималась к Комфри, похолодел, тот понял, что ее больше нет. Оставить Данктон означало для нее конец, но она ушла, чтобы быть рядом с Комфри, и хотела, пока могла, не покидать тех, кто ей был дорог.
Когда наступил рассвет и на востоке взошло солнце, они оставили ее. Но Комфри решил повернуть Монди головой на запад, в сторону Данктона, потому что ее последним желанием было увидеть, как солнечный свет заливает любимые склоны и деревья. Комфри постоял, Триффан рядом, а потом они двинулись на восток.