Тайная Миссия
Шрифт:
— Не знаю, — ответил Бэйли. — Не могу вспомнить.
— Последняя такая ночь была еще до твоего рождения, так что тебя не было при этом, а, Бэйли?
— Н-не было, — проговорил Бэйли.
— Тогда лучше беги-ка! Глашатай Слова, наверное, уже соскучилась без тебя, — произнес Уид.
— А я обязательно должен?
Уид рассмеялся.
— Не должен, но лучше беги, — посоветовал он.
— Хорошо, — сказал Бэйли.
Хотя прошло много кротовьих месяцев и уже надвигался сентябрь, Бэйли все еще помнил многое, что, по мнению Хенбейн, он должен был забыть.
—
Бэйли широко улыбнулся.
— Я могу найти тебе поесть, если хочешь. Тогда ты не будешь сердиться…
— Ладно…
— Правда, могу! Сейчас найду.
Уид, укрывшись в тени, за углом, подслушивая, шпионя, увидел, как Бэйли протопал мимо него. Потом Уид заглянул в нору, обвел ее взглядом и отметил, как странно изменилась Хенбейн: в какой-то момент она показалась ему даже беззащитной, совсем как обычный крот. Уид, знавший ее лучше, чем кто-либо другой, увидел то, чего не видел никто: Хенбейн из Верна, беспечная, игривая, ласковая, свернулась клубочком в углу, как юная самочка, играющая со своими сверстниками.
Итак, Бэйли завоевал благосклонность, и более стройные, крепкие, крупные грайки-гвардейцы не могли понять, почему Хенбейн дарила его своим вниманием; им оставалось лишь гадать о том, что делали эти двое там, глубоко внизу, в норе Хенбейн.
— Они там?.. — любопытствовали одни.
— Он уже?.. — спрашивали другие.
— Нет, — отвечал Уид. Хенбейн в настоящее время не интересовалась любовью.
Однако иногда он раздражал ее по-настоящему. Однажды в присутствии Уида она ударила Бэйли так, что у того на плече показалась кровь. В другой раз (и хотя никто не видел этого, многие слышали и полагали, что Бэйли настал конец) Хенбейн в дикой ярости вышвырнула Бэйли из своей норы, а потом, позже, пошла искать его и утешала так ласково, что грайкам было тошно слушать.
И еще Бэйли осмеливался ухмыляться. Каким бы милым в детстве ни был крот, его характер может измениться, если он попадет в плохие лапы. Бэйли изменился. Но с приходом осени юнцы в любом случае обязательно меняются, кровь бежит быстрее, тело обретает силу, а мозг еще не привык к этому, и чувства на какое-то время становятся необузданными, пока все не успокоится. Так было и с Бэйли.
Он выказал очень слабый интерес к самочке, дочери одного из гвардейцев. Этот гвардеец ужасно ругался и хотел хорошенько поколотить Бэйли, но, поразмыслив, решил не рисковать.
Хенбейн видела эту самочку. Глупенькое юное создание, она поощряла ухаживания Бэйли и даже хвасталась перед друзьями. Вот так… Хенбейн злобно наорала на Бэйли, и его широкая ухмылка сменилась выражением недоумения, обиды и раздражения. Ведь раньше он никогда не испытывал подобных чувств, и они казались ему безобидными.
А потом Бэйли страшно испугался. Хенбейн стала холодна с ним, чего не было с момента их первой встречи у Камня, и Бэйли ощущал этот холод, как если бы это был зимний мороз, лишающий жизни. Бэйли понимал: его поведение, каким бы безобидным оно ему ни казалось, заставит Хенбейн совершить в ответ какой-нибудь поступок.
Расплата последовала в тот же день. Бэйли чувствовал, что собираются тучи. Беготня, кого-то хватают, приказы, кто-то приходит, кого-то требуют.
— Она зовет тебя, — объявил гвардеец. В его глазах светилась ненависть к Бэйли.
Он явился. У юной самочки, с которой он подружился, имелась мать. Эта мать сейчас находилась здесь. Обыкновенная кротиха, супруга гвардейца. Родом она была из Бакленда и в свое время доставлена сюда.
Хенбейн тоже была здесь, властная, злобная. Кротиха замерла, она не смела пошевелиться, ее мех слипся, она взмокла от страха.
— Смотри, — приказала Хенбейн Бэйли, когда он вошел. Она торжествовала, она широко усмехалась, а в глазах у нее было то же выражение, что у всех, кто ненавидел Бэйли.
— Пожалуйста, не надо, — взмолился он.
Хенбейн ударом когтей убила кротиху. Это длилось всего один миг, но оттого было еще страшнее. И тут, прежде чем Бэйли смог заговорить, ввели дочь кротихи, самочку, с которой Бэйли недавно познакомился. Она смеялась. Гвардеец, который пришел за ней, сказал, что ее ждет приятный сюрприз…
Ее мать мертва. Когда Бэйли услышал крик, который она испустила, все померкло перед его глазами.
— Кто-то должен был умереть — твоя мать или этот крот из Данктона, — проговорила Хенбейн, — и я подумала, что тебе захочется, чтобы крот, который тебе нравится, остался жив. — Она обращалась к юной самочке, а смотрела на Бэйли.
Малышка была в таком горе, так потрясена, что, казалось, почти перестала дышать. Потом она взглянула на Бэйли, и тот впервые увидел в глазах другого желание, чтобы он, Бэйли, умер. Наблюдая эту жестокую сцену, Хенбейн мурлыкала от удовольствия.
— Пошли вон! — взвизгнула она, и все убрались прочь, вытащив заодно и труп. Все, кроме Бэйли.
— А ты останься! — крикнула Хенбейн.
Тишина. Тяжелое, гнетущее молчание.
— Я должна была так поступить, — повторяла Хенбейн снова и снова. — Мне очень жаль, Бэйли, что я заставила тебя страдать, но твое поведение вынудило меня. Я люблю тебя, но ты не должен оскорблять мою любовь, понимаешь? — Вытирая кровь с когтей, Хенбейн плакала настоящими слезами, и от этого Бэйли тоже зарыдал. — Зачем ты вынудил меня сделать это? — повторяла Хенбейн опять и опять, пока Бэйли не стал просить извинений. К тому времени уже стало темно.
Несколько дней Бэйли почти не спал, его мучили кошмары — какой-то крот, самка, смотрела на него, ненавидя его, отвергая его, и этим кротом была его сестра Старлинг, потерянная для него навсегда. И Бэйли плакал.
— В чем дело, сладенький мой? — шептала Хенбейн в темноте. Они были одни. — Не печалься. — Она шептала разные слова, и тон, которым она их произносила, она переняла у своей страшной матери Чарлок, которая учила ее, как сама Хенбейн сейчас учила Бэйли, а Бэйли плакал, и принимал ее утешения, и мучился, потому что причиной его горя была Хенбейн, и он чувствовал, что ненавидит ее, и все же здесь, рядом, была она, и утешала его она.