Тайная слава

Мэйчен Артур Ллевелин

Амброзу, конечно, не доставляло удовольствия терпеть присутствие Пелли и Роусона; но негодование некоторых людей по поводу неприятного соседства с кошкой, мышью или тараканом не может повлиять на само существование объекта их неприязни. Его удары по лицу Пелли и голове Роусона, его замечания (собранные благодаря тщательному наблюдению за берегами каналов Люптона и Бирмингема) — все это было не началом военных действий, а гарантией мира и тишины в будущем.

Амброзу не грозила смерть от этой вечной Системы частных закрытых школ; он не уподобится Фиппсу, поведение которого было сродни меланхолии; не сломается из-за отношения к нему остальных, что также было бы признаком меланхолии, ибо легче излечиться от нервного расстройства, чем сносить удары Системы, калечащие психику и душу. Мейрику глубоко претили ужасные предрассудки школы, ее наигранный энтузиазм, ее "атмосфера", притворство, лояльное сотрудничество — "учителя и ученики вместе работают на благо школы", — все ее нелепые идолопоклоннические традиции и абсурдные церемонии, совместные затеи молодых глупцов и старых мошенников. Но свою стойкость он временно должен хранить в тайне; "драк" будет не больше, чем требуется.

И Амброз твердо решил, что сделает все возможное:

станет работать как тигр и осилит всех доступных греков, римлян и французов, помимо тех, что с идиотским педантизмом преподаются в школе. Школьные задания он будет выполнять ровно настолько, чтобы избежать неприятностей; по ночам в своей комнате Мейрик действительно учил языки, которые недостаточно глубоко проходили в классе, где половину времени тратили на переписывание поддельной прозы Цицерона, из-за чего Цицерон имел бледный вид, а его стихи казались ужасно дурными — Вергилия и то начало бы тошнить. Затем был французский, преподававшийся в основном без напыщенных архаизмов восемнадцатого столетия: со списками неправильных глаголов, выученных наизусть, с чепухой о причастии прошедшего времени и кучей других прогнивших формул и правил, придающих языку вид утомительной головоломки, которая была раскопана в доисторическом захоронении. Нет, не такой французский был нужен Мейрику; но он мог писать неправильные глаголы днем и учить язык ночью.

Амброз спрашивал себя, неужели несчастным французским мальчикам приходится учить английский язык по "Бродяге" [161] , "Проповедям" Блеера [162] . "Ночным думам" Янга [163] . Он имел некоторое представление об английской литературе, которую в частной закрытой школе не очень-то стремились изучать, к и жил он с этой своей внутренней борьбой: мало кто был столь мудр в пятнадцать лет. Возможно, правда, что французский среднего английского школьника способен вызвать только жалость и ужас; возможно, никто, кроме декана и учителя не имел понятия о формулах и божественных доктринах (таких, как Желанная тайна и Учение Дама) двух великих литератур. Без сомнения, было бы неплохо рассказать немного об истории и литературе родной страны воспитанникам частной закрытой школы; несметное количество комичной чепухи можно обнаружить по взглядах Мейрика и в его познаниях о великой науке теологии — скажем, о Floreal! [164]

161

"Бродяга" — периодическое издание Сэмюэля Джонсона (1709–1784), выходившее два раза в неделю в 1750–1752; охватывало широкий диапазон тем: ежедневные факты; литература, включая критику; эссе, "внушающие мудрость или благочестие", и т. д.

162

"Проповеди" Блеера — сочинение шотландского поэта и ученого Роберта Блеера (1699–1746), чья поэма "Могила" перекликается с "Ночными думами" Янга.

163

"Ночные думы" Янга — "Night Thoughts" (1742–1745), длинная дидактическая поэма о смерти, вдохновленная последовательными смертными случаями в семье английского поэта, драматурга и литературного критика Эдварда Янга (1683–1765).

164

Процветание (лат.).

Мысли мальчика вернулись от размышлений о мудрости древних и преподавателях к более ощутимым предметам. Раны от пристрастных побоев все еще давали о себе знать, вызывая саднящую боль, ибо умение и успех руководили рукой мистера Хорбери, так что он был неспособен не бить дважды по одному и тому же месту. Но в побагровевшей и опухшей левой руке мальчика таилось и своего рода благо: ярость ушла, и Амброз, чувствуя боль и страдание, испытывал нечто вроде восторга; он смотрел на безобразные отметины злобного юмора Высокого служителя, словно они были покровом величия. Мейрик ничего не знал об отвратительном хересе и о встрече Хорбери с директором; но он прекрасно помнил, что, когда Пелли опаздывал, ему просто задавали кучу вопросов, а потому считал себя мучеником за интерес к знаменитым Нормандским аркам, привитый ему еще его дорогим отцом, покойным энтузиастом, который с неугасающей страстью любил готическую архитектуру и все остальные прекрасные "непрактичные" вещи. Как только Амброз научился ходить, он начал свои паломничества к скрытым таинственным святыням; отец водил его по диким землям к местам, известным разве что только ему самому, и там, среди руин, возле спокойных холмов, рассказывал о давно минувшем времени, времени "святых старцев".

Глава III

Мейрик убедил себя, что избиение было прекрасной наукой для него, как и глубокие рубцы на теле в виде красных и пурпурных полос. Он помнил часто повторяемое отцовское восклицание "cythrawl Sais!" [165] , но понимал, что эти слова проклинали вовсе не англичан как таковых, а англосаксонство — ту силу убеждения, что строит Манчестер, "делает бизнес", создает всеобщий раскол, представительный парламент, фальсификации, окраины и Систему частных закрытых школ. Отец учил его, что это — мировоззрение "хозяина мира", мировоззрение, удобное для обретения комфорта, успеха, приличного счета в банке, всеобщего поклонения, разумной и реальной победы и успеха; и он наказал своему маленькому мальчику, который все впитывал, но почти ничего не понимал, отстраниться от искушений, ненавидеть их и сражаться с ними, как если бы он сражался с самим злом; а в завершение Николас Мейрик добавил: "Это единственное зло, с которым ты должен встретиться".

165

Черт побери саксонцев (англосаксов)! (валл.)

Маленький Амброз мало что понимал тогда, и если бы его спросили — даже лет в пятнадцать, — что все это значит, он, возможно, ответил бы, что то был великий спор между нормандскими

святынями и мистером Хорбери, Армагеддон [166] Шелдонского аббатства и Футболиста. В действительности, Николас Мейрик тоже согрешил в плане объективности, ибо забыл все, что можно было бы сказать в защиту другой стороны. Забыл, что англосаксонство (сохранившееся в Соединенных Штатах) действует по тем же законам; что гражданский мятеж (за исключением, конечно, лейбористского движения) имеет скорее кельтскую основу, нежели саксонский порок; что казнь через сожжение заживо неизвестна англосаксам, разве в случаях, когда провокация доходит до крайности; что англичане заменили "связанными договором наемными рабочими" прежние ужасы рабства; что английское правосудие равно карает виновных — богатых и бедных; что люди больше травятся быстродействующими ядами, хотя и сейчас иногда продают нездоровую пищу. Старый Мейрик однажды сказал своему ректору, что считает бордель святым домом по сравнению с современным заводом, а когда он начинал рассказывать интересные истории о трех милосердных куртинах острова Британии, ректор и вовсе сбегал в ужасе — он был из Сайденхема. Все это послужило неплохой основой Люптона.

166

Армагеддон — в христианстве (в Апокалипсисе) место эсхатологической битвы на исходе времен, в которой будут участвовать "цари всей земли обитаемой". В данном контексте Армагеддон — обозначение самой битвы.

Восхитительный восторг, блаженный экстаз нарастал в сердце мальчика по мере того, как он убеждал себя, что оказался свидетелем, хоть и единственным, старой веры, веры загадочных, прекрасных и исчезающих тайн, веры столь отличной от веры футболиста, задиры и лицемера, от "мысли школы, как вдохновляющего мотива в жизни" — о чем говорилось в последней воскресной проповеди. Мейрик обнажил свои руки, поцеловал пурпурные шрамы и помолился, чтобы всегда было так, чтобы и телом, и духом, и умом он был избит, оскорблен и осмеян за священные вещи, чтобы всегда он был на стороне презренного и несчастного, чтобы его жизнь всегда была в тени — в тени тайны.

Он подумает о месте, в котором находился, об отвратительной школе, ужасном городе среди мрачных равнин тускло-ко-ричневого пейзажа центральных графств, уходящих в темный, безнадежный горизонт; и мысли его возвратились к волшебным холмам, лесам и долинам Запада. Он вспомнил, как давным-давно отец разбудил его очень рано в тишине и волшебстве летнего утра. Весь мир был безмолвен и спокоен, таинственный запах ночи поднимался от земли, а когда они пересекли лужайку, тишину нарушила чарующая песнь птицы, вспорхнувшей с колючего дерева. Густой белый туман окутывал небо, и только они знали, что поднимется солнце и сорвет этот покров, серебря леса, луга и воду в веселом ручье.

Они пересекли дорогу и ручей на краю поля по старому пешеходному мостику, шаткому от ветхости, и начали подниматься по крутому склону горы, которую каждый мог видеть из своих окон: преодолев хребет горы, мальчик попал в неведомый мир: перед ним раскинулись глубокие тихие долины, омываемые стекающими с гор потоками; бесшумные леса, наполненные волшебным утренним воздухом; извилистые тропинки, убегавшие куда-то в даль. Отец вел его вперед до тех пор, пока они не достигли вершины (путь, не превышающий двух миль, показался мальчику путешествием в другой мир), а там, на горе, обратил внимание Амброза на несколько разрозненных следов на земле и прошептал:

"Берег морском — обитель Илтид [167] ,

Девятой волною алтарь омыт,

В смятенном гробнице земли — Моргана [168] .

Град Легионов [169] — обитель Деви [170] ,

Ему алтарей повинуются девять.

Хвалебную песнь ему хор поет.

Гвент сокровенный — обитель Сиби [171] ,

Девять холмов его охраняют,

167

Илтид (Иллтад) — один из трех святых, в честь которых назван город Ллантрисант (в пер. "Церковь трех святых"). По преданию, этот кельтский святой основал в Уэльсе монашеский колледж, который был известен как центр духовного влияния на кельтскую церковь.

168

Моргана — ирландская богиня войны, смерти и загробного мира Морриган (Morrigan), принимающая облик вороны; впоследствии она стала предтечей бретонской феи рек Морган и единоутробной сестры короля Артура феи Морганы.

169

Град легионов — Карлион-на-Аске в южном Уэльсе (Caerleon переводится как "город легионов"), бывшая столица Си-лурии Iska Silurum (Иска Силурийская). В этом городе родился Артур Мейчен. По преданию, Карлион возник на месте легендарного Камелота короля Артура в Логрском Королевстве, духовной мекке Англии, Англии великих деяний и еще более великих легенд. В Уэльсе и по сей день сохранились римские виллы и укрепления, воздвигнутые после завоевания Англии Клавдием (главным образом в эпоху Адриана), здесь и сегодня — пусть в искаженной и деградированной форме — живы друидические практики, и сюда, в Гластонбери, пришли первосвятители Англии — ученики апостола Филиппа и Иосиф Аримафейский, а позже — святой Давид, патрон Уэльса, и Августин Кентерберийский.

170

Деви — уэльский Dewi (520–600, день памяти — 1 марта), в английской традиции известен под именем Давид; св. Деви (Давид) — покровитель Уэльса. О его жизни известно немного. Согласно работам уэльских исследователей, он был сыном вождя Санта. Именно ему приписывают заслугу подавления ереси в кельтской церкви. Давид основал многочисленные церкви в Южном Уэльсе (более 50 церквей в Уэльсе до сих пор носят его имя). Канонизирован Римским Папой в 1120.

171

Сиби (Саби) — кельтский святой, покровитель Гвента.