Тайная тропа к Бори-Верт
Шрифт:
— Слава богу, — пробормотал Антуан, к восторгу Лоранс.
Строго-настрого приказав больному не вставать с постели до ее возвращения, НЛО вместе с чемоданом, корзинкой и Совиньоном наконец погрузилась в заказанное по телефону из Иль-сюр-Сорг такси.
В «Бори-Верт» началось счастливое, спокойное время. Дядя Антуан вставал и одевался, вместо того чтобы валяться в халате. Он даже надевал теперь ботинки. Лоранс начищала их до блеска и предлагала помочь зашнуровать. Дядя Антуан краснел, отказывался и завязывал шнурки сам. Он почувствовал, что может свободно двигаться. Жан-Марк развивал перед ним планы благоустройства подвала и чердака, и они с жаром
Но…
Но если бы кто-нибудь сказал Лоранс и Жан-Марку, что они, воспользовавшись отсутствием чьей-то бабушки, будут обижать ее внуков, они бы только пожали плечами. На такое нелепое предложение не стоило бы даже сердиться. Никогда они никого не травили и травить не собирались.
И все же… Эммелина и Режинальд оставались одни без «бабуленьки», которая, как клуша, кудахтала над ними и прятала их под крылышко. Теперь, если Эммелина желала смотреть передачу «Сердечные тайны», некому было, вместо мадам Трюш, охранять телевизор и не позволять другим переключать его на другую программу. Это относилось и к так называемому «научному» тележурналу, о котором Жан-Марк говорил: «Даже последний двоечник поймет, что это все вранье», а Режинальд принимал все эти нелепости за святую правду и повторял их направо-налево. В один день юные Трюшассье потеряли право выбирать программу.
Как раз в это время и верный рыцарь Эммелины чемпион Дидье уехал на гонки в Альпинах. А остальные ребята из команды, к которым Эммелина относилась пренебрежительно, не разделяли восхищения своего капитана.
Уехал и воспитатель из лагеря Жорж Амель, поклонник прекрасных васильковых глаз Эммелины Трюшассье, его сменила добродушная толстая девица, которую эти глаза нисколько не трогали. Что же касается местных жителей, заходивших в кафе пропустить рюмочку, то все они сошлись на том, что дочь Лидии «гордячка». Простота Лоранс была им больше по душе.
А Режинальд прослыл первым вертуном во всей округе.
Однажды днем, между утренним и вечерним «потоками», Надя, сестра Дидье, вдруг напустилась на Эммелину, назвала ее ломакой, привередой и вообще ругала, как могла. Юниоры вторили ей. Эммелина кое-как защищалась. А брат и сестра Абеллон наблюдали эту сцену не вмешиваясь и даже с удовольствием.
На другой день в большом зале отмечали крестины, и Лоранс обслуживала гостей. Все они были из Мазерба.
— Может, ты лучше принесешь белого сладкого? — попросил ее крестный отец, недовольно разглядывая бутылку сухого вина.
И тут словно злой чертик вселился в Лоранс и разбудил в ней талант подражать разным голосам, которым она славилась в школе, хотя он же стоил ей и многих упреков. Она ответила, томно склонив голову набок:
— О-о… в таких веща-ах… я, право, не разбираюсь: что белое сухо-о-е, что белое сла-а-адкое…
Интонация Эммелины была верно схвачена. Гости расхохотались. Впрочем, рассмешить их было нетрудно: опустошили уже не одну бутылку.
С того дня среди молодежи пошла мода передразнивать, кто во что горазд, мадемуазель Трюшассье. А старшие подзадоривали: «У тебя, Лоранс, получается лучше всех. Ну-ка изобрази свою сестрицу!»
Лоранс «изображала», успех вскружил ей голову, и она выискивала уж такие вычурные выражения, до которых и сама Эммелина никогда бы не додумалась. В конце концов в изображении не осталось почти ничего от оригинала. Но неприхотливая публика была в восторге: «Вылитая Эммелина!»
Нежное личико Эммелины в таких случаях густо краснело, и она выходила из зала.
Как-то
А вечером следующего дня он застал Режинальда на чердаке, когда тот рылся в его бумажках. Разозлившись, Жан-Марк захлопнул дверь и повернул ключ в замке. И Режинальд сидел взаперти и ревел, пока его не услышала Эстер.
Она была недовольна поступком Жан-Марка:
— Мальчик очень нервный. Как ты мог оставить его умирать со страху на чердаке? Пусть там не водится привидений и тебе самому там даже нравится. Но ведь тебе пятнадцать лет, а Режинальду всего одиннадцать. У меня и так забот хватает, а тут еще беги наверх выпускать твоего пленника!
И она сердито звякнула сковородкой, которую ставила на плиту.
Жан-Марку эти упреки показались несправедливыми, и он даже немного обиделся на Эстер, первый раз за все время.
Примерно через неделю после отъезда мадам Трюш и на другой день после заточения Режинальда стали пропадать некоторые предметы. И куда они только девались! Среди этих бог знает куда запропастившихся вещей был лист кальки, который Жан-Марк купил в городе, чтобы как-нибудь в свободное время перерисовать из книги учителя карту всех бори в окрестностях.
Может быть, это ветер подхватил лист, и он вылетел через щель в ставнях? Жан-Марк понапрасну обыскал все самшитовые кусты в саду и чуть не свернул себе шею, заглядывая под ветки вяза. Кальки нигде не было. Наверное, ее унесло дальше, в заросли тмина и лаванды.
Стояла все такая же жара, на небо было больно смотреть; к середине дня умолкали все птицы, прятались все собаки, их мудрому примеру следовали велосипедисты и пешеходы, и на дороге оставались только машины. Кошачья Королева валялась под скамейкой, вытянув ноги, как дохлый заяц.
И однажды, возбужденная приближением грозы, которая никак не могла разразиться, она ни с того ни с сего царапнула Эммелину, поставившую ногу в белой полотняной туфельке слишком близко от ее пышного хвоста.
— Сама виновата, — проворчала Лоранс, проходя мимо со стопкой тарелок, — лучше не хнычь, а смажь-ка йодом, а то как бы твоя прекрасная ножка не распухла! Не знаешь, что ли, где аптечка?
Жан-Марк был доволен успехом своих идей: например, ему удавалось убедить некоторых посетителей, что холодный чай и соки освежают лучше, чем спиртное. А еще он предлагал смородинно-лимонно-ананасную смесь с добавлением кофе — изобретение Лоранс. Вкус у этого напитка был настолько необычный, что сразу не разберешь: приятный или противный. Когда такие посетители уходили, Жан-Марк думал, что благодаря ему, может быть, будет одной аварией меньше. Безалкогольные напитки стоили столько же, сколько вино, или дешевле, и выручка в кассе была, наверное, поменьше, чем когда мадам Трюш угощала посетителей, но дядя Антуан не возражал. «Вообще-то, — говорил он, — проблему пьянства надо решать в государственном масштабе…»