Тайник
Шрифт:
Они снова повернули к Сент-Питер-Порту и отправились на поиски квартиры, что оказалось сродни небольшому подвигу, несмотря на адрес, который у них имелся. Город был настоящим лабиринтом улиц с односторонним движением: узкие переулки взбегали от бухты по склону холма вверх и пронизывали всю столицу, которая возникла задолго до того, как человек придумал автомобиль. Дебора и Чероки миновали несколько георгианских домов и улиц, застроенных викторианскими домами, когда наконец натолкнулись на дом королевы Маргарет, расположенный на самой высокой точке Клифтон-стрит, на ее пересечении с Сомарез-стрит. Оттуда
Однако в тот день темнеть начало рано, и воды пролива колыхались внизу пепельно-серой жижей. В гавани, где не было ни одного прогулочного суденышка, горели огни, а замок вдали казался нагромождением полосатых детских кубиков.
Труднее всего оказалось найти в доме королевы Маргарет человека, который указал бы им квартиру Чайны. Только в спальне-гостиной на задворках пустующего здания они обнаружили небритого и дурно пахнущего субъекта. Похоже, он выполнял обязанности консьержа, когда отрывался от своего постоянного занятия — игры за двух партнеров сразу во что-то вроде шахмат, только вместо фигур и клеток здесь были черные блестящие камешки, которые нужно загнать в похожие на чашечки углубления на узком деревянном подносе.
Когда Чероки и Дебора возникли на пороге его комнаты, он сказал:
— Погодите… Я только… Черт. Опять он меня съел.
Под «ним» подразумевался, видимо, его оппонент, то есть он сам, только с другой стороны доски. Одним неуловимым движением очистив свою сторону доски от камешков, он поинтересовался:
— Чем могу служить?
Когда они объяснили, что пришли к его единственной жиличке — ибо было ясно как день, что остальные квартиры в доме королевы Маргарет на данный момент стоят пустые, — он сделал вид, будто не понимает, о ком речь. И только когда Чероки велел ему позвонить адвокату Чайны, он слегка расслабился и позволил себе намек на то, что женщина, обвиняемая в убийстве, действительно находится в доме. После этого ему не осталось ничего, кроме как подковылять к телефону и нажать несколько кнопок. Когда на том конце подняли трубку, он сказан:
— Тут один говорит, что он ваш брат… — И, бросив взгляд на Дебору, добавил: — С ним какая-то рыжая.
Послушав пять секунд, он сказал:
— Ладно, — и выдал требуемую информацию.
Та, кого они ищут, находится в квартире «Б» в восточном крыле здания.
Это оказалось недалеко. Чайна встретила их у двери со словами:
— Ты приехала, — и шагнула прямо в объятия Деборы.
Дебора обхватила ее руками.
— Конечно, я приехала, — сказала она. — Жаль только, я с самого начала не знала, что ты в Европе. Почему ты мне не сообщила? Почему не позвонила? Ой, я так рада тебя видеть.
Она моргнула, ощутив, как защипало глаза, и удивилась такому наплыву чувств, показавшему ей, как сильно она скучала по своей подруге все эти годы, пока они не виделись.
— Жаль только, что все так вышло.
На лице Чайны промелькнула улыбка.
Она казалась еще тоньше, чем запомнилось Деборе, а ее великолепные, песочного цвета волосы, подстриженные
— Саймон тоже приехал, — сказала Дебора. — Мы во всем разберемся. Ни о чем не волнуйся.
Чайна бросила взгляд на брата, который закрыл за ними дверь. Он стоял в нише, заменявшей в квартире кухню, и переминался с ноги на ногу так, словно ему хотелось оказаться где-нибудь на другом краю вселенной, — типичная реакция мужчины в присутствии двух расчувствовавшихся женщин. Она сказала ему:
— Я тебя не затем посылала, чтобы ты привез их сюда. Я дала тебе их адрес, чтобы ты мог спросить у них совета, если понадобится. Но… я рада, что ты привез их, Чероки. Спасибо.
Чероки кивнул.
— Может, вам двоим надо… Я могу и погулять пойти, если что. Чайн, а у тебя еда есть? Вот что, пойду-ка я магазин поищу.
И, не дожидаясь ответа сестры, вышел из квартиры.
— Типичный мужик, — сказала Чайна, когда он ушел. — Слез не выносит.
— А мы ведь до них еще даже не дошли.
Чайна усмехнулась, и у Деборы полегчало на сердце. Она и вообразить не могла, каково это: оказаться в чужой стране, где тебя считают убийцей. Поэтому больше всего ей хотелось помочь подруге забыть о грозящей опасности. С другой стороны, ей хотелось убедить Чайну в том, что между ними все по-прежнему.
Поэтому она сказала:
— Я по тебе скучала. Надо было чаще мне писать.
— Да и ты тоже могла бы хоть иногда мне писать, — ответила Чайна. — Я тоже по тебе скучала.
И она повела Дебору в кухонную нишу.
— Я тут как раз чай завариваю. Поверить не могу, до чего я рада тебя видеть.
— Нет, дай лучше я заварю, — запротестовала Дебора, — Я не хочу, чтобы мы с тобой опять начинали с того, что ты будешь заботиться обо мне. Нам надо поменяться ролями. И не спорь.
С этими словами она усадила подругу на стул у восточного окна. На нем лежали ручка и блокнот. Вверху страницы большими печатными буквами была написана дата, а под ней несколько абзацев, написанных знакомым размашистым почерком Чайны.
Чайна сказала:
— Тогда у тебя было тяжелое время. Для меня было важно помочь тебе, чем я могла.
— Я была просто жалкой размазней, — ответила Дебора. — Не знаю, как ты со мной справлялась?
— Ты оказалась далеко от дома, в большой беде, и пыталась решить, что делать дальше. А я была твоей подругой. Мне не надо было с тобой справляться. Мне надо было только о тебе заботиться. А это, по правде говоря, было совсем не сложно.
Дебору бросило в жар — реакция, которая имела два различных источника. Отчасти дело было в давно забытом удовольствии чисто женской дружбы. С другой стороны, речь шла о том периоде ее прошлого, который ей было очень трудно вспоминать. Чайна Ривер была частью того времени, она буквально вынянчила тогда Дебору.
— Я так… — Дебора запнулась. — Какое слово тут подойдет, даже не знаю. Рада тебя видеть? Но, видит бог, звучит ужасно эгоистично, правда? Ты в беде, а я этому рада? Маленькая эгоистичная треска.