Тайник
Шрифт:
Он снова сел. Она права. Закрыть глаза и на минуту расслабиться. Но как раз этого он не мог себе позволить, этого он больше всего боялся. Он глубоко вздохнул.
— Заботы? — спросила она тихо. Он молчал. — Выбросьте их из головы, всё выбросьте из головы, — слабым голосом сказала она. — Посмотрите на все эти осколки. Суета сует. Нет ничего более хрупкого и более чудесного. Это не ваши кайнозой и мезозой, складкообразования и сбросы, это человеческое дыхание, биение сердца и улыбка. Каждый маленький осколок стекла что-то значил, видел, пережил. Вы вообще-то можете себе представить, что вместо этой вот пустыни здесь когда-то существовала великая цивилизация? Что все эти вещи, которые вы видите здесь, создавали реальные люди? Как вы или я… А теперь
Она встала, потянулась и исчезла в соседней комнате. Но двери оставила приоткрытыми. Скинула халат: белое тело, темно-коричневые руки и ноги. Потом с улыбкой повернулась. Крепкие большие груди и темный треугольник.
— Ведь вы хотели меня видеть, нет? — сказала она вполголоса и закрыла дверь.
Да он хотел ее видеть. Такой вот именно и хотел. Она, как всегда, безжалостно обнажила суть дела. И поразила его наповал.
Через минуту она вышла в своем рабочем наряде. Легкий бесформенный балахон, полностью закрывающий плечи и спину от обжигающего солнца. Только руки и ноги открыты. На голове широкая соломенная шляпа, такая же бесформенная и выцветшая на солнце, как и платье.
— Поедем на машине?
Она отрицательно покачала головой. Они прошли через примолкшую, опустевшую базу — рабочие из Кебили разошлись по домам, ученые после дневной работы устроились поудобнее в своих бунгало и отдыхали. Огромное темно-красное солнце еще обжигало, зависнув над пропастью ночи. Вот-вот порвется паутина времени, и оно рухнет вниз.
Они шли между пальмами, по широкой мощеной дороге. Глубокая колея, прорытая окованными колесами повозок. Камни отшлифованы до блеска.
— Это римская дорога, — сказала доктор Тарчинска. — Туррис Тамаллени — или как это место называлось тогда — повезло. Поселок не исчез с падением Карфагена. Тогда пустыня была намного дальше, чем сейчас, а соляное болото было настоящим озером. Все свидетельствует о том, что здесь находился центр процветающей провинции. Позднее тут разместился обычный римский гарнизон, поселок стал крепостью, защищающей провинцию от набегов нумидийцев. Здешние термы и храмы, разумеется, тоже римские, но под ними и между ними мы нашли пунические постройки и целый культурный слой. Тут, на юге, они не были уничтожены, как на севере. Римляне сосредоточили все силы на разрушении Карфагена, на окраины им просто не хватило времени. Программа восстановления Карфагена, объявленная ЮНЕСКО, потребует колоссальных затрат времени. Вы только подумайте, что прежде, чем весь город был сожжен, нем были целые кварталы трех- и четырехэтажных деревянных домов — прямо-таки современные жилые дома. Это все сгорело, образовался многометровый слой пепла, песка и мусора. Каменные строения разрушали тысячи рабов, храмы Хамона, Таунитина, Молоха и древних пунических богов были разрушены до основания.
Все эти руины и обломки вместе с мертвыми телами образовали огромный культурный слой, в котором вы можете найти все что угодно. Достаточно воткнуть лопату. Это Хиросима древности. Как только устраним этот слой, отсортируем и просеем, увидим старый Карфаген. Его фундаменты, улицы — плоскостную проекцию крупнейшего города того времени. Рим уничтожен, от старого Рима остались только обломки. Все остальное проглотило средневековье, Возрождение, а мы уничтожаем остатки. Но в Карфагене под обломками лежат еще его защитники, у которых тетива луков сплетена из женских волос, а оружие выковано из их украшений. Римляне устроили здесь колоссальное побоище. Настолько колоссальное, что даже сегодняшняя история не может его оценить…
— Вы верите, что проект осуществится? — спросил он с интересом.
Она кивнула:
— Верю. Я убеждена в этом, я в плену этой веры. Но это будет тянуться десять, двадцать, тридцать лет, может быть — половину столетия, а может, еще дольше. Помпея тоже не отрыта полностью до сих пор. Этот проект завершат будущие поколения. Поэтому я не возражала, когда меня посылали сюда. Здесь человек быстрее видит результаты своего труда, и они не так удручающи. Раскапывать Карфаген не очень веселое занятие.
Она подняла на него глаза и улыбнулась той особенной, неопределенной улыбкой, которая могла означать и застенчивость, и грусть. Но ведь ей не свойственна застенчивость — или все-таки да?
Он изучающе смотрел в ее лицо. Рядом с ним шла совсем не та женщина, которую он знал прежде. Роща из тысяч и тысяч пальм незаметно уступила место каменной мостовой из отшлифованных квадратных плит, меж которыми пробивалась выгоревшая трава, прямоугольным ступеням, остаткам колоннады и стен, тщательно обработанным капителям. Внешне беспорядочное скопление камней в углублении, ниже уровня красноватой почвы.
— Местами встречаются наносы толщиной до метров. Песок, пыль, а внизу старый перегной. Но только благодаря этому многое сохранилось. Что осталось на поверхности, то погибло при строительстве жилья в оазисах.
Она спрыгнула в углубление и направилась по улице, которой было более двух тысяч лет, к прямоугольным плитам в центре раскопок.
— Пойдемте, мы должны поторопиться, скоро станет темно.
Он отчетливо различал остатки стен, возвышавшихся некогда над фундаментом обширного строения. Они прошли через главный вход, рухнувший портал лежал на улице; по стертым мраморным ступеням они поднялись в зал… которого больше не было.
Заходящее солнце над горизонтом, шпалеры финиковых пальм и тишина. Глубокая, неуловимая, непонятная.
Они остановились. Ящерицы в щелях, сухое дыхание раскаленного камня и тихий шелест шагов.
Он обернулся.
Пустота и свет, свободно проникающий везде, где прежд возвышались стены.
— Это шелестит защитная пленка, — сказала доктор Тарчинска и начала убирать с пола молочно-белый полиэтилен. Песок и ветер сделали пленку непрозрачной. — Помогите мне, возьмем ее каждый со своей стороны… Мы пытаемся спасти мозаики от песка, покуда руки дойдут до закрепления или переноса. Чистка —- это работа без конца и без края. Неизвестно, уцелеют ли они.
Они сняли пленку и забрались на остатки стены. Две смуглые танцовщицы на нежном бледно-зеленом фоне. Весенняя трава. Но откуда здесь могла взяться весенняя трава? Развевающиеся покрывала обнажали неестественно стройные тела с приподнятой грудью. Картину обрамляли чаши со стилизованными розовыми и белыми цветами.
— То, что вы видите, — это дно фонтана, — деловито сказала Генрика. — Он имел функцию не только эстетическую, но и практическую. Это был кондиционер тех времен. Моделями для танцовщиц послужили, скорее всего, нумидийки. Изображение складок покрывал ничего общего не имеет с тогдашним чопорным римским стилем. Изображение тел тоже указывает, скорее, на древние критские влияния, критская традиция сохранилась здесь, не смешиваясь с греческой и римской. Все в движении, а картины на римских мозаиках слишком статичны.
— Это великолепно, это просто сверхъестественно! — изумленно выдохнул Войтех.
— Да, сверхъестественно. А знаете, какой город мне нравится больше всех? Помпея. По-моему, это прекраснейший город в мире. Однако здешние мозаики много тоньше и совершеннее. Тут понадобятся сравнительные исследования. Пойдемте посмотрим следующую.
Они опять расстелили пленку и в углах закрепили камнями. Из зала они прошли коридором по зеленым мраморным плиткам к некоему подобию круговой сцены с обломками колонн по окружности. Сняли защитную пленку.