Тайник

Гейцман Павел

— Как ваш зуб? — спросил он, когда они уже ехали сквозь ночь в Кебили. Стало холодно, в воздухе было еще полно песку. Луна была цвета отожженной меди. Холодная плоскость без намека на рельеф лежала в лунном свете. Генрика сидела рядом, закрыв глаза. Дремала. Временами он ощущал тяжесть ее тела, когда она опиралась на его плечо.

— В порядке, надеюсь, что в порядке. Придется съездить еще раз через неделю, — сказала она после паузы и отодвинулась.

— Шольц ничего мне не передавал?

— Нет, ему было некогда. Ночью куда-то уезжал. Рабочее время у него никогда не кончается, я бы не хотела быть на его месте. За семьдесят,

за сто километров ехать к пациенту — ночью, в любую погоду… Я говорила с его женой — она почти не видит мужа. Хотя в Праге было бы то же самое.

— Почти то же, — поправил он тихо.

— Да уж, это «почти» она с собой на родину не повезет…

И снова они молчали. Фары не могли рассеять окружающую тьму. Взгляд устремлен на границу света и тьмы. Ночь поглотила их, окутала бесконечной тишиной. Два человека на паю пустыни. Две песчинки на берегу океана. На мгновение он отвел глаза от полосы света и попытался в полумраке рассмотреть ее лицо. Она снова мягко прислонилась к его плечу, уснула. Отдалилась. Туда, куда постороннему нет доступа. Но он и не пытался.

Шольц уехал ночью, у него не было времени. Эту информацию каждый оценит по-своему. Он знал, куда уехал доктор Шольц. И испытывал облегчение. Шольц не оставил его одного в беде, помог ему, он уже не один, а дальше будь что будет. Он сделал все, что было в его силах. Теперь ему остается только ждать.

Генрика Тарчинска.

Он снова посмотрел на нее. Он даже не имеет представления, что сейчас разыгрывается там, в ее снах. О чем она мечтает, чего еще ждет от жизни? Наивные представления молодости растаяли, остался только разум. Холодный, точный, привыкший доискиваться до истины, как бы неприятна она ни была. Он слышал ее ровное дыхание. Временами она шевелилась, чтобы устроиться поудобнее. Он почувствовал себя прозектором, который смотрит на женщину, а видит перед собой тела, которые резал целый день… Какого черта лезет он ей в душу? Какое ему дело до того, о чем она мечтает?

Циферблат на приборной доске показывал час ночи. А Тиссо… Для кого же песок пустыни, в котором они копаются, дороже, чем жизнь французского профессора? Он понапрасну ломал голову. Что они хотят получить взамен? Или это преступление бессмысленно, или тут замешана политика. Но имеет ли геолог Тиссо какой-то политический вес? Но какую роль должен сыграть он, Винтер? Или это провокация, в которой похищенный Тиссо является фигурой второстепенной, а он — главной, поскольку хотят скомпрометировать именно Чехословакию?

Он рассматривал вопрос и так и этак. Какая может быть провокация здесь, в пустыне? Но сколько он ни комбинировал разные доводы, решения не было.

— Сердитесь, что я вытащила вас из постели? — спросила Генрика тихо и отодвинулась. Он улыбнулся в темноте.

— Через минуту вы дома.

— Дома? А вы знаете, что такое дом?

Он подумал, что и ее, видимо, занимают те же мысли, что и его. У людей, живущих в одинаковых условиях, одни и те же чувства, желания и страхи. Их уносит одно и то же течение.

— Родной дом, о котором вы думаете, только здесь, — сказал он задумчиво и легко постучал себя по груди. — Это грустно, теперь он только тут. В реальном мире его больше не существует. А так, в общем, я дома всюду — в палатке, возле буровой вышки. Это вы и сами знаете.

— Да, всюду, где есть удобная постель, — зевнула она и потянулась. — Так далеко мы ушли, что ничего

другого у нас не осталось. Иногда мне хочется бросить все это. Как раз сегодня я упорно об этом думаю.

— Это от усталости, только от усталости, Генричка, — сказал он и в темноте нашел ее руку. Слегка прижал ее к губам и поцеловал. На губах остался вкус пыли. Как-то само собой у них сложились особые отношения. Не те, официальные, когда они именовались «коллега Тарчинска» и «коллега Винтер», не те приятельские, когда они запросто подшучивали друг над другом, а иные, для которых не было названия. Тут он называл ее Генричкой, а она его Войтехом или даже старым дурачиной. И разрешала целовать руку, и сама целовала иногда в щеку.

— Выспимся, а утром отправимся прямо в сердце Великого Восточного Эрга, — добавил он весело. — Хотя вы, конечно, рветесь к своим мозаикам, а меня ждет проклятая шахта в Джебел Тебаго. А что вы скажете, если мы как-нибудь вместе возьмем недельный отпуск? — спросил он и замер в ожидании ответа.

— Отпуск? Не могу себе этого даже представить. Целая неделя на побережье… А тут даже воды в душе нет.

— Если на самом деле так плохо, я пришлю вам буровую установку. С этим надо кончать. Здесь полно воды на глубине не более двадцати метров. Вся эта цепь оазисов стоит на воде. Подземные воды из отложений третичного и мезозойского периода. Знаете, что это означает? Это означает, что вам не придется экономить воду.

— Поверю только тогда, когда из песка забьет фонтан.

— Забьет, будьте уверены.

— При здешней организации это было бы чудом.

— При какой организации? Это организую вам я.

В лунном свете показались неподвижные тени финиковых пальм. Ряд за рядом. Десятки тысяч. В центре Кебили они въехали на первоклассную асфальтированную магистраль.

— По такой дороге можно хоть на край света!

— Еще четыре километра, а там свернете направо.

В центре зарослей пальм дремала археологическая база Туррис Тамаллени. Он остановился с краю, чтобы звук мотора не разбудил спящих. Здесь днем и ночью царила академическая тишина, а не рев дизель-агрегатов. Вместо палаток — легкие сборные домики. Резиденция высокой науки. А геологов вполне устраивал их кочевой быт. Сегодня здесь, а завтра — там…

— Если я не приглашу вас к себе, вы не обидитесь? — сказала она, погладив его по щеке. — За то, что довезли меня до дому, — и побрела к невидимому в темноте бунгало. — Как-нибудь в следующий раз.

— Да, в следующий раз-

Минуту он еще стоял смотрел, как ее фигура исчезает среди стволов пальм. Потом включил скорость, зажег фары и поехал обратно в Бир-Резене.

Глава IV

В среду после обеда инженер Вейбел вызвал по радио шахту, находящуюся у подножия Джебел Тебаго.

— Дайте мне Винтера! Есть там доктор Винтер? Вы слышите меня, доктор? Тут приехала передвижная буровая установка «Торам» с бригадой из пяти человек. Вы что-нибудь знаете об этом? Что мы с ними будем делать? Вы не могли бы сегодня вернуться пораньше?

Раздумывая, он вытер вспотевшее лицо пыльным рукавом рубашки. Новая передвижная установка? Он не помнил, когда затребовал ее. Может, это сделал еще Тиссо и забыл сказать ему? Скорее всего, он — но для чего?

— Вы слышите меня, доктор? Вы еще там? Ну так ответьте же, черт побери! — настаивал далекий голос.