Тайник
Шрифт:
Он вошел в палатку, зажег керосиновую лампу. Поставил на плитку большую посудину для чая. И только потом подумал, что все это лишнее: кто здесь будет пить чай?
И загрохотал автомат!
Вдребезги разлетелся стеклянный свод пустынной ночи. А вслед за первым — второй! К его ногам посыпались осколки небесных окон. Как хорошо знал он эти звуки. Таксист, головой обращенный к Мекке, очередью автомата был вдавлен в каменистую почву. Он выбежал из палатки. Кучка неясных теней мелькнула у вертолета. А потом загремели автоматы с другой стороны. Жесткий звук, лишенный эха, — его поглотила пустыня. Короткие быстрые очереди накладывались друг на друга, сливались. По-видимому,
Он кинулся в темноту, побежал к шахте. Всех ведь не могут перестрелять.
Тишина — тишина на дне хрустальной ночи. Не слышно постукивания дизель-генератора, только слепо сияют прожектора.
Несколько человек в маскировочных костюмах складывали в тени какие-то непонятные длинные свертки.
Герман стоял на коленях с заложенными за голову руками, а подрывника Клауса тащили к остальным. Бородач еще лежал возле ворота.
— Я же говорил вам, чтобы подождали, пока я не позову! — напустился на него Боукелика.
Герман резко повернулся:
— С тебя шкуру сдерем и с нее тоже!
Капитан медленно наклонился к нему, ухватил за шиворот и поставил на ноги. Минуту он молча смотрел ему в лицо.
— Ты уже ни с кого не сдерешь шкуру, — сказал он наконец негромко и ткнул ему в живот ствол автомата. — Я могу пристрелить тебя сам, но у тебя есть еще выбор. Или ты свяжешься с «Ла Камолой» и сообщишь, что вы везете первую партию ящиков, или мы зароем тебя в песок, и тогда тот итальянец, что водит вертолет, с большим удовольствием исполнит нашу просьбу, чтобы не оказаться на твоем месте. — Он медленно повернулся к Винтеру, на лице его было незнакомое холодное выражение. — Надеюсь, с вами прилично обращались, доктор… В этой старой шахте, к сожалению, никогда ничего не было, просто заброшенный рудник. Труднее всего нам было достать немецкие мины времен войны. Нашли мы и несколько ящиков армейского образца — для отправки на судно. Суриц будет ждать нас на побережье перед самым рассветом. А теперь мы должны переговорить с пилотом.
Он подтолкнул автоматом Германа, пятеро бойцов окружили их, и они двинулись к вертолету. Пилот Альдо лежал лицом вниз, раскинув руки, а невдалеке от него — трупы охранников. Дверь кабины была открыта, внутри тускло горели огни на пульте.
Капитан пнул пилота:
— Вставай!
Альдо, мертвенно бледный, как холодный свет луны, который выхватывал из тьмы его лицо, с трудом поднялся.
— Свяжешься с «Ла Камолой», а он, — капитан кивнул на Германа, — сообщит им, что вы везете первую партию ящиков. Если кто-нибудь из вас попытается передать что-нибудь другое, зароем вас тут в песок. Если наша операция почему-либо сорвется, и с «Ла Камолы» не пришлют на берег лодку, вам конец. Если удастся, тогда просто пойдете под суд. У вас по сравнению с теми, — он мотнул головой в темноту, — все-таки побольше шансов.
Альдо тупо посмотрел в глаза Герману, тот сокрушенно кивнул:
— Делай что приказывают, если не хочешь, чтоб нас прикончили.
— Только в воздухе, — заикаясь, сказал пилот. — Мы должны набрать высоту, с земли очень плохая слышимость.
— Погрузим ящики и полетим с ними — мы вдвоем и наш пилот, — сказал капитан Винтеру. — Большое число людей на берегу может возбудить подозрения команды судна. «Ла Камола» стоит на якоре примерно в десяти километрах западнее Зарата, у самого берега. Они выбрали удобное место. Побережье пустынно, и вертолет там может приземлиться в любое время, не вызвав ничьих подозрений. Для Сурица это не так удобно. Он вынужден был со своими людьми проникнуть на побережье ночью и ждать до утра. Связаться с ним мы, конечно, не можем. Мы должны добраться туда раньше, чем станет светать, у нас не так много времени… Приведите верблюдов, начнем грузить ящики! — приказал он.
Далеко внизу, в центре бесконечной темноты, остались две слабые желтые точки. Но когда пилот набрал высоту, они уменьшились и исчезли — как сон о сокровищах Роммеля. Чернильно-черная пустыня сливалась с таким же черным небом, и только мерцающие звезды указывали вертолету путь.
Войтех почувствовал, что его охватывает смертельная усталость, что он проваливается в нее, увязает в трясине. Альдо, понуждаемый автоматом Боукелики, усиленно вызывал «Ла Камолу». За штурвалом сидел другой пилот — в таком же маскировочном комбинезоне, как и капитан Боукелика. Герман — со скованными руками и с выражением отчаяния на лице — примостился на ржавых железных ящиках. Там, внизу, осталась -только ночь и наполовину разрытая шахта никому не нужного старого рудника…
— Теперь не спите! — толкнул локтем Боукелика дремлющего Войтеха. — Вы ведь знаете немецкий, надо слушать, что он им будет говорить, а то как бы в последний момент они не подстроили нам ловушку.
Он очнулся. Альдо все еще не мог установить связь.
Генрика! Он летит за Генрикой.
Пилот что-то сказал капитану по-арабски, и тот раздраженно ткнул стволом в живот Альдо.
— Не вздумай финтить, а то плохо кончишь, — сказал он дрожащим от злости голосом. — С меня на сегодня ваших штучек хватит!
Наконец издалека тихо, но четко отозвалась «Ла Камола».
— Везем первую партию груза, — сообщил Альдо. — Через двадцать минут приземлимся, высылайте шлюпку, я должен сразу же вернуться.
— Понимаю, организуем, — прозвучал в наушнике тихий голос судового радиста.
Боукелика испытующе посмотрел на Винтера, и тот молча кивнул. В кабине опять воцарилось молчание. Только монотонный гул мотора, словно укутывающий каждого толстым слоем изоляции, отделяющий каждого от всех остальных. Сверху на них безучастно смотрели звезды. От звезд в кабине было еще холоднее и неуютнее. Он пытался представить себе Генрику: она еще спит, еще мучается, не в силах даже во сне забыть о нависшей угрозе, а может — ждет и надеется на избавление. Или она заметила, что вокруг что-то происходит, что половина команды покинула судно, а на берегу приземляется вертолет… А может, они держат ее в трюме, и она ничего не знает и давно потеряла всякую надежду.
Еще ночь, будущее еще скрыто в глубинах медленно текущего времени, незаметный поток несет их к цели.
Далеко на западе он увидел сияние. Какой-то город, город на побережье. Оазисы ночью не светятся, оазисы ночью спят, как спит вокруг них пустыня. Вертолет начал спускаться Они увидели бледную кайму водяных брызг, отделяющих море от берега, и стояночные огни судна.
— Будь внимателен, там обрыв, — сказал, заикаясь, Альдо военному пилоту. — А за ним всего десять метров пляжа, так что надо садиться прямо на воду, или разобьемся.
— Как-нибудь разберусь, — проворчал пилот.
— Посадочный прожектор включишь два раза: сначала когда станешь заходить на посадку, а второй раз над самой землей, но только на секунду. Это сигнал Сурицу, — приказал Боукелика.
Вертолет завис в воздухе. Сзади, на востоке, они увидели светлую полосу. Новый день начинался в мире. Острый конус света упал на границу узкого пляжа и белого кружева волн. Медленно и осторожно начали снижаться. Светлая полоса на востоке исчезла, земля приблизилась. Пилот снова на мгновение включил прожектор, вертолет исчез в туче поднятого винтом песка и сел.