Тайное общество Ичкерия
Шрифт:
В этом окутанном туманом деле неясен еще один вопрос: из каких закромов государственные структуры платили за освобождение своих служащих? Неужто в бюджете была заложена такая секретная статья?
Мы назвали всего лишь три десятка проявлений из многочисленных загадочных фактов, событий и явлений, многие из которых могут оставаться нераскрытыми, неразгаданными и нераспознанными десятилетиями. Их характер, элементы содержания, взаимная увязка и прочие критерии проливают свет с разных сторон на гигантскую чеченскую проблему в целом, порождением которой является тайное общество «Ичкерия».
Здесь уместно предоставить слово осведемленным людям, высказавшим свою точку зрения на различные аспекты
Массовый митинг, состоявшийся в Махачкале 7 января 1995 года, обратился к президенту России: «Кому-то в Москве нужно в пламени войны сжечь концы триллионных махинаций, которые совершались не только в Чечне, но и в Дагестане».
Публицист Леонид Раздиховский о целях чеченской войны высказался тогда же следующим образом: «Реальные цели партии войны в Чечне — это квотирование продажи нефти и усиление личной и групповой бесконтрольной власти, особенно над распределением материальных ресурсов и над президентом России. Сюда входят Грачев, Сосковец, Коржаков, Барсуков, Лобов».
Журналист М. Дементьева на страницах газеты «Сегодня» в феврале 1995 года привела следующее свое наблюдение: «В Грозном горы подбитой техники. Теперь не поймешь: то ли это техника российских подразделений, то ли оппозиции, то ли та, что продали Дудаеву. Видимо, был замысел в этих потерях, чтобы никто никогда не мог уже разобраться».
В то же время председатель комитета Госдумы по приватизации, собственности и хозяйственной деятельности Сергей Бурков высказал следующее соображение: «Ситуация в Чечне была порождена самой властью. Необходимо выяснить, кто допустил многомиллиардные утечки из России через Чечню и в чьих руках в конце-концов оказались эти деньги?»
Более выпукло данную тему отразил в своих словах человек, не понаслышке осведомленный о проблемах региона и в немалой степени вовлеченный в происходящие здесь процессы, вице-президент Ингушетии генерал-лейтенант Борис Агапов: «За войной стоит жулье и в Москве, и в Грозном — им остро необходимо закрыть свое воровство».
Послушаем, что говорил по этому же поводу в январе 1995 года писатель и журналист А. Проханов: «Чечня за последние три года была перевалочной базой для нелегальной торговли русским оружием на Восток и Юг. Через Чечню многие политики «сбрасывали» нелегальные деньги. Все, что «заварилось» в ней, — это результат кремлевской криминальной политики».
Все эти секретные операции тайного общества «Ичкерия» не могли быть осуществлены без вооруженного обеспечения исполнительских функций вовлеченных в этот гигантский криминальный процесс сил, а также охраны перемещаемых оборотных средств. Как раз этим и занимались полевые командиры различных рангов, чем и объясняется их легендарная неуловимость. Любопытная точка зрения по данному вопросу в сентябре 1999 года была опубликована в газете «Известия»: «Реально существует множество документированных свидетельств о совместной торговле нефтью и нефтепродуктами чеченцев и некоторых московских предпринимателей. У специалистов нет никаких сомнений, что между Москвой и Грозным на разных уровнях поддерживались постоянные контакты и очень многие персонажи российской политической элиты могут быть уличены в неблаговидных поступках… Многим полевым командирам в Чечне удавалось все эти годы избегать преследований со стороны федеральных спецслужб именно за счет существования такого рода связей в Москве».
Как свидетельствуют события последнего времени, иммунитет функционеров ТОЙ хотя и ослаб, но никак не сошел на нет. Многим из них по-прежнему удается ускользать из окружений, перемещаться по республике, поддерживать между собой мобильную связь, встречаться с иностранными
Анализ названных и многих других аналогичных событий и явлений, происходящих в зоне кризиса и вокруг нее позволяет предположить наличие симптомов разложения системы, сцементированной идеологией ичкеризма, или же определять признаки ее сохранения.
Если дальнейшее развитие ситуации будет сопровождаться сокрытыми в тумане таинственности проявлениями, которые не найдут внятного объяснения со стороны официальных государственных органов, то это значит, что система тайного общества продолжает функционировать. А если же все происходящее будет раскрываться перед общественностью или, по крайней мере, оно найдет ясное толкование со стороны соответствующих инстанций, то это можно расценить как признак распада ичкеризма.
Прозрачность государственной политики в регионе, ясность ее целей, четкое определение приоритетов и, наконец, авторитетность, компетентность и честность исполнителей являются определяющими условиями исчезновения налета таинственности с событий и явлений, происходящих в этой кризисной зоне. Тогда на вопросы, заданные здесь, и многие другие можно получить исчерпывающие ответы.
Права человека и чеченский кризис
Политический кризис, прокатившийся в августовские дни 1991 года по огромному Советскому Союзу в результате действий ГКЧП, особенно остро проявился здесь, поскольку власти республики стали на сторону «чрезвычайщиков».
Это вызвало двоевластие Верховного Совета ЧИР и ОКЧН, в результате чего граждане республики различных национальностей и вероисповеданий оказались в правовом вакууме.
В Советском Союзе с правами человека было все ясно, коммунистическая партия, а точнее, номенклатурная клика во главе с генсеком знала точную дозировку этих прав, которые и отпускала согласно собственным рецептам.
С начала горбачевской перестройки оказалось, что не партийный рецепт определяет объем этих прав, а существующая законодательная база, которая стала расширяться в связи с демократизацией общественной жизни.
Процесс этого расширения в различных регионах огромной страны происходил неодинаково. Законопослушные прибалты стремились двигаться по демократическому пути, создавая для этого правовые условия, а на Кавказе в соответствии с особенностями этнопсихологии и менталитета народов, населявших эту территорию, о правовых нормах думали не в первую очередь. Здесь даже в соседних Дагестане и Чечне воплощение демократических институтов на практике происходило по-разному. В Дагестане очень долго примерялись, прежде чем принять какое-то решение или законодательный акт. Республика последней в Советском Союзе отказалась от названия «социалистическая», а закон о государственном суверенитете вообще не был принят, несмотря на то, что в «параде суверенитетов» участвовали многие российские субъекты.
В Чечне же этностихия, удерживавшаяся принудительными мерами, которые так жестко не применялись по отношению ни к одному другому из «советских народов», хлынула наружу бурным потоком, когда эти ограничения после провала ГКЧП утратили свою силу.
Вот здесь возникает неожиданный парадокс, который заключается в следующем.
Когда советские имперские институты улетучились, казалось, для реализации общественных интересов и гражданских свобод наступили благоприятные условия. Таковыми они были бы, если бы партийно-правовой частокол разнородных ограничений заменили юридическими нормами, запрещающими осуществление одних гражданских прав за счет нарушения других, а также исключающими возможность осуществления одними гражданами своих прав посредством нарушения прав других.