Тайны беларуской истории
Шрифт:
Российские и советские историки объясняли этот произвол царизма тем, что, дескать, у нашей шляхты было «пропольское сознание», а вот у крестьян — «беларуское», поэтому «разбор шляхты» осуществлялся «в интересах беларуского народа». Это наглая ложь! На самом деле в ту пору не то что главным, а единственным носителем национального сознания беларуского народа являлась шляхта (лишь гораздо позже ее роль перешла к национальной интеллигенции). Именно шляхта — образованная, знавшая свою историю и историю своих предков, имевшая духовные и политические идеалы — выражала душу народа.
Беларуские же крестьяне (как и польские, русские, украинские) были в ту эпоху серой массой без каких-либо признаков национального самосознания. Даже в 1920-е годы во время переписи населения в Польше западные беларусы называли себя либо «местными» (тутэйшымі), либо вообще ничего
Кроме того, именно крестьяне стали объектом этнических экспериментов царизма по превращению их в «русскую народность». А вот национальная шляхта всячески противилась этому, за что ее специально назвали «польской». Ведь в противном случае российским идеологам (в том числе историкам) пришлось бы объяснять, почему Россия боролась с нашей шляхтой в рамках ликвидации именно беларуского, а не польского национального сознания. А это для них крайне неприятно, поскольку речь идет о колониальной политике. Легче выдумывать басни о том, что геноцид и русификация с целью превращения литвинов-беларусов производились «в наших же интересах».
Зачем? Зачем литвинам-беларусам превращаться в «русскую народность»? Что они выиграют, утратив свой язык, свою культуру, свою историю? Это было нужно только Российской империи — чтобы обеспечить угнетение захваченных земель, выплату ими дани в виде грабительских налогов и поставку рекрутов для 47-летней войны на Кавказе, которая пожирала четверть годового бюджета царской России. Все это было в интересах России, но совершенно не в наших интересах.
Оккупационный режим охраняла политическая полиция (прообраз НКВД) — Третье отделение императорской канцелярии и корпуса жандармов по западным губерниям. Оно в обзоре за 1830—1840-е годы сообщало, что жители «белорусских и литовских губерний» ведут себя в основном осторожно, не принимают участия в «злоумышлениях против России». Главные участники смуты — специфическая публика: «Молодые дворяне, экономы, мелкие чиновники и иные нижнего класса люди, которые или еще не умеют ценить выгоду спокойной жизни, или настолько бедны, что в случае беспорядков могут больше приобрести, чем потерять».
То есть уже тогда царизм стремился шантажировать беларусов: связать народ такими экономическими условиями, при которых борьба за свободу и национальное возрождение означала бы лишение средств к существованию, утрату собственности. В таких условиях значительная масса беларусов действительно стала «осторожной» («памяркоўнай»), единственной силой, выступавшей в защиту национальных интересов, остается только молодежь.
Одним из направлений национального геноцида была ликвидация церкви, независимой от российского Святейшего Синода — высшего полицейского учреждения в сфере духовной жизни. В западных областях Беларуси с давних пор преобладала католическая вера, в восточных — греко-православная вера Киева, с 1596 года принявшая унию с польским Костелом. Никогда беларусы не были одной веры с московитами — те откололись от истинного греческого православия еще в 1238 году, при завоевании Ордой.
Первую попытку религиозного насилия предприняла Екатерина II, издав в 1794 году указ о переводе униатов в православие, и часть униатов действительно загнали силой и обманом в Московскую церковь.
Николай I после восстания 1830—31 гг. решил вообще ликвидировать нашу церковь заодно с нашим языком. Для этого в 1835 году был создан специальный секретный «Комитет по униатским делам». Главными методами осуществления проекта стали подкуп и запугивание священников. Несогласные умерли при подозрительных обстоятельствах, а коллаборационисты согласились в 1839 году на ликвидацию униатства и переход под юрисдикцию РПЦ, что юридически оформил указ Николая I.
Этот переход сопровождался разграблением ценностей наших униатских храмов и монастырей, почти поголовной заменой священнослужителей попами, присланными из России, не знающими языка своей паствы, а самое жуткое — массовым сожжением Библий и церковных книг на беларуском языке. Отныне беларусам запретили обращаться к Богу на своем языке, издавать на нем не только Библии, но и вообще любые книги.
Со всей Беларуси свозили в Полоцк религиозные книги на беларуском языке, где их штабелями сжигали на территории епархиального управления. Лишение народа права общаться с Богом на родном языке — это, без всяких оговорок, акт религиозного и национального геноцида.
Правда, с такой оценкой не согласна нынешняя Беларуская православная церковь, остающаяся частью Московской патриархии. Ее священники, ревностно следуя указу Николая I от 1839 года, продолжают в суверенной Беларуси вести службы и обращаться к пастве на русском языке, хотя более 80% этой паствы — беларусы, подавляющее большинство которых при переписи населения назвали родным именно беларуский язык.
Почему нельзя вести службу на нашем языке? Видимо, ответ надо искать в крайне холодном отношении РПЦ и ее филиала БПЦ к нашей истории. Вот наглядный пример. Совсем недавно при строительстве огромного православного храма Всех Святых по улице Калиновского церковные иерархи из Москвы потребовали от властей Минска: переименовать улицу. Ибо, по их разумению, «православный храм не может стоять на улице руководителя восстания против царской России». Царская Россия насаждала у нас православие, а потому враги царизма — в их представлении — автоматически враги православия (тем более что Калиновский агитировал за возвращение униатства) [60] .
60
Кстати о названиях. Одна из улиц Полоцка до сих пор носит имя Петра Войкова (Наума Вейкина) — участника расстрела царской семьи в Екатеринбурге. Между тем последнего русского царя РПЦ официально объявила «святым». Однако тот факт, что улица названа в честь убийцы «святой персоны» православной церкви, российских и беларуских попов не волнует. Зато Калиновский им поперек горла. — Прим. ред.
Минская администрация оказалась в трудном положении, из которого нашла оригинальный выход. Поскольку храм возведен на углу, образованном улицей Калиновского и проездом в микрорайон Уручье, этот проезд назвали улицей Всесвятской, а строению храма присвоили номер первый по данной улице — он же и последний, так как других зданий здесь нет ни с одной, ни с другой стороны дороги.
Аналогично православная церковь усиленно навязывает беларусам в «святые» их палачей — Суворова и генерал-губернатора Муравьева. Потому что оба они из одной «команды», лишившей беларусов государственности и национального своеобразия. Не зря ведь Муравьев заявлял, что для торжества имперских интересов России один собор делает больше, чем десять русских полков [61] .
61
Например, доцент Института теологии имени св. Мефодия и Кирилла при Белгосуниверситете, по имени Андрей Бендин, сравнительно недавно заявил, что Михаил Муравьев — это «российский реформатор, значительный по масштабу своей личности и реальному воздействию на весь ход белорусской истории». (Журнал «Белорусская мысль», 2008, № 6, с. 46. ) Именно так — не палач и держиморда, а «значительный реформатор», защитник православия и русской народности. Почитайте статью Бендина, сами увидите, какой панегирик он пропел вешателю. — Прим. ред.
После указа 1839 года царь в 1841 году издал целую серию указов, которые отняли в западных губерниях в его собственность земли и владения духовенства всех конфессий. В России царизм никогда не помышлял отнять у РПЦ ее земли и владения. В России РПЦ Москвы оставалась главным феодалом, у нас же все церковные земли и владения перешли либо в царскую собственность, либо в собственность РПЦ. Земель и владений на территории Беларуси лишились не только униаты и католики, но также иудеи, мусульмане, староверы, протестанты. По замыслу царизма, это должно было подорвать в наших землях экономические основы существования этих конфессий и утвердить одну только имперскую религию.
Запрет термина «Беларусь».
Генерал-губернатор Долгоруков в 1833 году писал Николаю I об управлении Виленской и Гродненской губерниями и Белостокской областью:
«Всюду главенствующий язык государства, как главенствующее вероисповедание… должны иметь перевес над местными говорами отдаленных, приграничных или новоприсоединенных краев. Общее владение главенствующим языком в государстве незаметно сближает разнородные его племена… и наконец сливает все инородные племена в один народ».